Мир до и после дня рождения
Шрифт:
По мере приближения к дому он все сильнее ощущает соседство с викторианским зданием из красного кирпича. Он старательно пытается нагцупать в душе чувство безоговорочного владения, причастность к наследству Диккенса вдали от дрянного Лас-Вегаса. Однако опять наталкивается на осознание того, что он иностранец, непонятно зачем здесь оказавшийся. Вначале переезд в Великобританию представлялся невероятным везением. Туземцы, по крайней мере, номинально владеют английским. Американец, раздраженный мелочами, может невзлюбить эту страну. Но сейчас Британия кажется ему обычной землей, с которой у него нет ничего общего. Он не раз задумывался, не пора ли собрать вещи и вернуться назад в Штаты. Он и сейчас лучше чувствует себя в обществе американцев, у которых нет
Он медленно поднимается на первый, как говорят британцы, этаж, который сам упорно называет вторым. Долго возится с ключами. На лестничной площадке не горит свет. Раньше Ирина всегда добивалась от управляющей компании своевременного ремонта. В квартире тоже темно. Утром он забыл открыть шторы, и сквозь окна не пробивается даже свет уличных фонарей. К счастью, дом не встречает его оглушающей тишиной — движение на Тринити-стрит все еще оживленное, однако рев моторов и звуки клаксонов не заменят ощущения присутствия рядом живого человека. Они лишь кричат о существовании нескольких миллионов в этом мире, на которые ему совершенно наплевать.
Странно: он включает телевизор. Монотонная болтовня с экрана напоминает о множестве счастливых вечеров, а не о том, что он попросту неудачник и не стал тем, кем мог. На Би-би-си анонс предстоящей трансляции чемпионата мира по снукеру в Шеффилде. Большинство мужчин на его месте спешно переключили бы канал, но не он. Его веселит ирония момента. Возможно, ему нравится мучить себя, хотя жизненные обстоятельства успешно справляются с этим и без его помощи. Кроме того, матч по снукеру в качестве фона для вечера не кажется ему актом мазохизма. Он смотрит в глаза реальности. Он готов рискнуть и проверить, превратится ли в жалкого придурка. Он сильный. И готов взглянуть в глаза другому жалкому придурку. Лишь стоит остерегаться опасности не сдержаться и вдарить ему прямо через экран. Удовлетворение может стоить нескольких сотен фунтов. Хотя было бы здорово. Он встает и отправляется на кухню за крекерами с арахисовой пастой.
На кухне он решает нормально поужинать и приготовить овощи. Впрочем, прежде чем приступить к брокколи, он все равно съедает несколько крекеров с арахисовой пастой. Нагнувшись над столешницей, он собирает крошки, одновременно оглядывая кухню. На полочке над плитой по-прежнему стоят баночки со специями, о назначении которых он не имеет понятия, — впрочем, скорее всего, добрых две трети предназначены для приготовления попкорна. Специи скоро испортятся. Да и ладно, зато за рядами банок не видно старых обоев. Конечно, интерьер каждой комнаты в квартире создан руками Ирины. Единственный раз, когда он вмешался в вопросы оформления, был момент покупки мраморного кофейного столика. И смотри-ка, он его полюбил. Но в кухне присутствие Ирины особенно ощутимо. Столько приправ из Западной Индии и Таиланда, хотя ему вполне достаточно одной горчицы; всевозможные машинки для нарезки пасты, кухонный комбайн, мясорубка, а он обходится одним острым ножом для нарезки овощей. Надо было давно сложить все это барахло в коробки. Но он этого не сделал.
Он возвращается в комнату с пивом и, как всегда, устраивается на диване; в ее кресло он до сих пор не садится. Ему нравится полулежать на диване. Ирина отлично подобрала практически за бесценок старую уютную мебель, прекрасно смотрящуюся вместе. Какая же она была скряга! А сейчас?
(Этот ублюдок богат.) Если бы он знал все заранее, потратил бы больше денег. На нее. Но время упущено.
О таких вещах люди обычно задумываются на смертном одре. «Знаете, почему я не использовал по полной свои кредитки? Ну, ведь я еще не умер. Просто болен». Ничего, он это переживет. Еще только начало. Следует относиться к этой ситуации как к любой другой, которую, несмотря ни на что, надо пережить — прочитать и отредактировать
Бог мой, сколько же недель она потратила, чтобы сшить эти шторы. Никогда не занималась этим раньше, а вышло как у профессиональной портнихи. Да, она была мастерицей на все руки.
Как ни странно, воспоминания о ней скорее отрадные, нежели болезненные. Впрочем, какой в этом смысл. Он ведь сам понимает, что должен сейчас злиться. Понимает, что, видимо, он злится. Он знает, что было бы легче ее ненавидеть, пусть немного, совсем чуть-чуть. Однако в нем нет злости, а если она не зарождается в душе естественным путем, значит, не принесет и пользы. Она круглая идиотка, очень жаль. Но глупый не значит плохой. Об этом надо было подумать раньше.
Но он не привык размышлять о своих чувствах. Он предпочитает думать о том, что делает, о том, что будет делать. Ирина ошибалась, считая, что отсутствие привычки думать означает бесчувственность. Он не хотел усложнять себе жизнь, а она этого не поняла. Теперь очевидно, что не поняла. Может, ей было просто наплевать на его чувства, хотя в это трудно поверить. В любом случае ему сейчас остается одно, и в соблюдении этого правила потребуется военная дисциплина: он волен думать о том, что ему заблагорассудится, при этом строго запрещено думать о том, что она вернется.
Поединок между двумя игроками в снукер оказывается не очень захватывающим. Хотя не вполне ясно, в поединке дело или в душевном состоянии. Грэм Дотт, похожий на четырехлетнего малыша против этого проныры Питера Эбдона, после каждой победы торжествующе рассекающего кулаком воздух. (Возможно, антипатия к этому сукину сыну даже бодрила, но ему она не нужна. Он провел на работе почти двенадцать часов и сейчас хочет отдохнуть.)
Кажется, теперь каждый раз, сталкиваясь со снукером в том или ином проявлении, он будет вздрагивать, но все же это не повод навсегда отказаться от просмотров матчей. На самом деле ему просто страшно признаться, что это удовольствие у него отняли вместе со всем остальным. Господи, кто бы мог подумать, что такое безобидное увлечение будет иметь столь катастрофические последствия. Впрочем, не появись этот самодовольный сукин сын, может, был бы кто-то другой. Он ведь такой надежный, умный, достойный человек — даже Ирина согласилась бы с таким определением, — хотя, возможно, это характеристика мужчины, которого женщины рано или поздно бросают.
Позже он позволяет себе еще одно пиво, хотя обещает впоследствии сократить норму до привычной одной бутылки. Потом идет чистить зубы. Зубная щетка Ирины все еще там, где она ее оставила. Приходится напомнить себе о необходимости закрыть дверь на цепочку — раньше все это делала Ирина. Но в целом его вечера почти не изменились с ее уходом. Да, он стал есть больше крекеров с арахисовой пастой и часто заказывать блюда из индийского ресторана. Он скучает по ее стряпне, но вовсе не так сильно, как она могла бы вообразить. Еда в его жизни не занимает то место, что занимает в ее. Вот по чему он действительно скучает — как ни стыдно в этом признаваться — так это по тому, что покупки делала всегда Ирина.
И еще по одному ритуалу, который пришлось забыть. Он очень старался забыть, даже плакал, переживая болезненные эмоции. Он не может больше есть попкорн. Сцена рыданий взрослого мужчины над миской попкорна слишком унизительна, чтобы желать ее повторения. Еще он его пересолил. На дне он подгорел, а верхний слой был похож на резину и застревал в зубах. Или, скорее, в горле.
В кровати он прочитывает несколько страниц и подумывает о мастурбации. (Вот когда воображение Ирины было бы загнано в угол; она никогда не знала, что происходит в его голове. Он проявил твердость, и она не узнала до сих пор.)