Мир Гаора
Шрифт:
У Гаора перехватило дыхание, но спросил он по-прежнему небрежно, как в обычном трёпе.
– Чего так?
– Тех троих ещё можно было вылечить, - по-прежнему рассеянно ответил Ворон и переставил коня.
Он приготовил было следующий вопрос, чувствуя, что Ворон готов к рассказу.
– А амрокс этот, чо за хренотень?
– вдруг вмешался в их негромкий разговор Булан, подошедший посмотреть, не готов ли у Мастака заказанный им для какой-то девчонки гребень с узорочьем.
Ворон удивлённо вскинул
Видимо, кто-то позвал Матуху, потому что она вошла, решительно раздвинула мужчин, взяла в обе ладони голову Ворона и пытливо вгляделась в его лицо.
– Ах ты незадача какая, - досадливым шёпотом сказала Матуха, - никак столбняком его вдарило. А ну кладите его, мужики.
Ворона уложили навзничь на койку, и Матуха, расстегнув на нём рубашку, стала гладить ему грудь против сердца.
– А вы ноги ему разотрите, и руки, - бросила она через плечо, - пока не захолодел.
– Чо это?
– опасливым шёпотом спросил Булан.
– Не видал николи?
– ответила вопросом Матуха, - ну и счастье твоё, молись, чтоб с самим такого не было. Давайте, мужики, трите, разгоняйте ему кровь.
Гаор, видевший подобное когда-то у контуженных, ждал вопроса, что дескать с чего это у Ворона, уж очень хотелось услышать объяснение Матухи, но об этом никто и слова не сказал. Ворон лежал белый и неподвижный и даже уже и не дышал вроде. А они тёрли, теребили его, не давая застыть. Но Гаор даже сейчас не жалел, что затеял этот разговор, а только злился на так некстати вмешавшегося Булана. И ещё удивляло, что все, кроме совсем уж мальцов, знают, что это и что надо делать. И что никто не зовётматерей набольших.
Наконец у Ворона мелко задрожала грудь, и он с всхлипом втянул воздух.
– Слава Огню, - непроизвольно выдохнул Гаор.
И к его удивлению, Матуха одобрительно кивнула, но ничего не сказала. И вот уже у Ворона веки не просто опущены, а прижаты, зажмурены, а из-под них слёзы.
– Поплачь, Ворон, - тихо сказала Матуха, - слезой у человека горе выходит.
Бледные до голубизны губы шевельнулись, выпуская наружу слова.
– Галчата... им память током отбивали... кто не выдерживал... тех к утилизации... в банк крови... на горячее переливание... в банк органов... на пересадку... кто выдерживал... на усыновление...
Все молчали, и только тихий, как неживой, голос Ворона и страшные беспощадные слова. Это была правда, то о чём многие догадывались, боясь поверить, что такое возможно.
Ворон вдруг открыл глаза, рывком, оттолкнув Матуху, сел и, в упор глядя на Гаора, выдохнул.
– Мы соучастники, ты понимаешь это? Мы все соучастники.
– Нет!
– выкрикнул Гаор, - нет, я...
– Да!
– перебил его Ворон, - себе не ври, сержант. Переливание крови тебе делали? Откуда кровь в госпиталях? Свежая кровь! Сказать тебе, как её получают и что потом с теми, из кого выкачали, делают?! Чтобы и ты это во снах видел! Горячее переливание делали тебе? Когда из вены в вену, через ширму. Сказать, кто за ширмой лежал?
– Нет!
– крикнул Гаор, - во фронтовых... Нет...
Но он уже знал, что это правда. Когда правда, то веришь ей сразу, это враньё обосновывать и доказывать нужно.
Ворон вытер мокрое лицо ладонями, обвёл стоящих вокруг потухшими, словно присыпанными пеплом глазами.
– Что ещё вам от меня надо? Да, я это видел, почему меня не убили, не знаю... Думаете, утилизация - это просто крематорий и пепел на продажу... Нет, сначала они возьмут всё, а жгут уже... непродуктивные остатки. Ну... если хотите, убейте меня здесь, сейчас, я дуггур, им и останусь, да, я соучастник...
– А на голову ты точно битый, - ворчливо перебил его Мастак, - ты-то здесь при чём?
– Да, - кивнул Юрила, - ты ж там работал когда? С клеймом, али ране?
– С клеймом, - устало ответил Ворон.
– Ну вот, - Матуха, сидевшая на краю его койки, встала.
– Пойду, травки тебе заварю, выпьешь на ночь.
Все зашумели, задвигались, расходясь по своим делам и койкам, отбой уже скоро. Мастак собирал свои инструменты, Гаор наклонился и поднял с пола картонку с расчерченными клетками, несколько смятых фигурок. Нет, придётся новые делать. Об услышанном он старался сейчас не думать. Слишком это оказалось страшно. Прав Седой: всегда найдётся более страшное. И... прав Ворон, он тоже соучастник. Огонь Великий, за что?!
Ворон всё ещё сидел на своей койке, угрюмо глядя перед собой, и Гаор сел рядом, зачем-то вертя в руках картонку, служившую им шахматной доской.
– Ну?
– тихо спросил Ворон.
– Доволен?
– Чем?
– Ты же к этому вёл, про "галчат" расспрашивал, теперь ты знаешь, ну и... ну и что?
– Не знаю, - честно ответил Гаор, - но... нет, Ворон, это надо знать.
– Кошмаров ночных не боишься? Хотя да, одно дело увидеть, услышанное не страшно.