Мир Гаора
Шрифт:
– Горы, гришь, одни, и хлеба не сеют, а жить тогда чем?
– Огороды, сады, - Ворон разглядывает шахматную доску, - овец разводили, коз, ну, а главное, виноград. На солнце вялили и вино делали.
– Так изюм этот, гришь...
– Ну да, это виноград сушёный. А хлеб, - Ворон невольно вздохнул, - хлеб дорогой был, мука привозная ведь.
– Хорошо тама?
– спросил Юрила.
Ворон оторвался от доски, быстро посмотрел ему в глаза и потупился, словно на доске сложность какая возникла. Все молча ждали.
– Это родина моя, - тихо сказал, наконец, Ворон.
– Родина мать, а мать всякую любишь, и добрую и злую, и красивую, и...
– он замолчал, оборвав фразу.
Наступило согласное молчание. И Гаор, сидя рядом с Мастаком на соседней койке
– Рыжий, ты чего смурной такой?
– Так, - тряхнул он головой, - вспомнил кое-что. Ворон, а в землетрясения, ты говорил, они частые там, тогда что?
Ворон пожал плечами.
– Когда что. Дома глинобитные, лёгкие, но так-то... затрясло, так беги во двор, ложись и молись, чтоб мимо беду пронесло.
– Глинобитные это как?
– заинтересовался Мастак.
Ворон стал рассказывать, а Гаор вернулся к своим мыслям о родине. Тихий спокойный вечер, один из многих, какие были и будут, в спальне тепло, светло, ровный спокойный шум разговоров и смеха, из коридора доносятся взвизги девчонок и гогот парней. Вдруг всплыло в памяти странное, слышанное когда-то или прочитанное слово - "идиллия". А что? Когда сыт, здоров и с непоротой задницей, то почему бы и нет? Обратной силы закон не имеет, приказы не отменяются, так что...
Ворон высмеял ошибившегося в задаче Салагу и одобрительно кивнул проигравшему Асилу.
– Молодец, долго держался.
Слушатели и зрители расходились, оживлённо обсуждая, что изба не в пример теплее и удобнее, но ежели леса нетути, и зима без снега, то и так, конечно, прожить можно. А то ежели б и у нас земля так тряслась, то матицей так и насмерть приложит.
– Матица это что?
– спросил Гаор у Мастака, собирая проволочки и инструменты.
– А балка потолочная. На ней весь настил держится, - исчерпывающе объяснил Мастак, так же собирая своё хозяйство, чтобы освободить койку.
Время-то позднее, отбой вот-вот.
И так день за днём, вечер за вечером, выдача за выдачей. И всё ближе Новый год, а ему хоть обычаи дуггуров и по хрену теперь, но этот, с подарками, почему бы и не соблюсти. Правда, на всех ему ни времени, ни материала не хватит, а дарить с выбором... а чего ж и нет? Мужикам, положим, ни брелочки, ни чего такое ни к чему здесь, даже гребни, он заметил, у большинства простые, без узорочья, а бабам да девкам... Здесь можно и с выбором. А главное, хотелось, чтоб не по-дуггурски. Не те колечки и браслетики, что он плёл для девчонок ещё курсантом и потом на дембеле, это он и с закрытыми глазами может, а вот то, виденное в музее, куда его водил дед Жука. Теперь он понимал, вернее, начинал понимать, почему узорчатые металлические гребни, непивычного вида украшения и оружие лежали в фондах, а не в музейных витринах. Потому что это были свидетели той давней, скрытой от всех поры, когда дуггуры только-только... вторглись на Равнину, огнём и мечом покоряя племена. Нет, не дикарей, их сделали дикарями, а потом запретили помнить о былом, выжигали память... как галчатам, как ему самому. Дед Жука, небрежным кивком показав на те шкафы, бросил только: "археологические находки, датировка условна", - и ничего не объяснял и не рассказывал, но... но не мешал ему рыться и рассматривать, брать в руки чудные и странно притягательные вещицы. В одном из шкафов хранилась удивительная вещь. О ней ему рассказали чуть подробнее. Раскопанный могильник. В выложенном чёрным бархатом ящике аккуратно разложенный скелет. Одежда, мягкие ткани - всё, как объяснил дед Жука - сгнило, но уцелели украшения, и теперь они лежали так, как должны были лежать там. Ажурный, потому что сгнила кожа
– Кто это?
– спросил он.
Дед Жука пожал плечами.
– Судя по богатству, любимая жена вождя. Ещё в могильнике были сосуды и, в описании сказано, предметы неизвестного культа.
– А они где?
– не удержался он.
– Как и положено, переплавлены и переданы на нужды Центрального Храма...
...Гаор досадливо прикусил губу, слушая ровный ночной шум спальни. Да, так оно и было и не могло быть по-другому, конечно, чуждая вера и её предметы подлежат очищению Огнём, читай уничтожению, утилизации. Сволочи, не током, так кулаком, не кулаком, так огнём, но выжечь, уничтожить... Ну, так хрен вам, он сделает такое, выплетет, да, у него нет ни золота, ни серебра, ни камней, но если содрать с проволочек оболочки, то это медь, это пойдёт, а камни... скрутит кругляши из цветных оболочек и загладит, жаль в деталях он тогда не разглядел, но... а начнёт с височных колец, они попроще, и... и попросит кого из девчонок показать, как они вплетаются, не помнит он, чтоб там замочки были. И решив так, спокойно заснул.
Для начала Гаор купил у Мастака пять деревянных шпилек, которыми женщины скрепляли скрученные на макушке волосы, и украсил их красными розочками. Получилось, на его взгляд, неплохо. И вечером после ужина, не долго думая, он вынес их в коридор, где уже кипели вечерние игрища, и громко сказал.
– А вот, глядите, как получилось.
На его голос обернулись, подбежали, а потом... потом из-за шпилек началась такая свара, что он быстренько удрал обратно в мужскую спальню.
– Рыжий, Рыженький, - звали его от двери, - ну скрути и мне.
– Рыженький, ну что хошь дам...
– Рыженький, а мне-то...
Мастак вместе с остальными мужиками долго и с удовольствием хохотал над тем, что Рыжему теперь и работать некогда будет, бабьё-то приставучее, а, отсмеявшись, посоветовал меньше червончика не брать, а у какой фишек нет, так та пускай, как скажут, мастера ублажает.
– А дарить не след. Шпильки ж ты у меня покупал. Я-то ещё в толк взять не мог, на хрена тебе столько простых.
– Это пробные были, - объяснил Гаор, - а я не для фишек, а скучно одно и то же мастерить, вот и хочу по всякому попробовать.
– Ну, как сам знашь, паря, - не стал с ним спорить Мастак.
Так же, для пробы Гаор скрутил пару колечек и браслетиков, но отдал их парням, Махотке и Губоне, пусть себе девок охмуряют, и взялся за височные кольца. Что он делает не на продажу, а так... непонятно для чего, в конце концов, приняли, как и другие его странности, и перестали обращать внимание.
С височными кольцами у него не ладилось, что-то не получалось, и он думал теперь об этом постоянно.
Как же они всё-таки цепляются за волосы? Само-то по себе, как он помнит, кольцо простое, круг с подвеской. Ну, подвеску он помнит хорошо, ажурный шарик, даже три, но само кольцо... цельное или с застёжкой? Вот чёрт, их он в руках не держал, оружие - да, мечи и кинжалы, тоже из раскопок, ещё им объясняли, что дикари закапывали своих мертвецов и клали с ними вещи, оружие, украшения, и... Гаор вдруг задохнулся, мгновенно вспомнив, сказанное ему тогда Старшим, чёрт, как же это? Вот: "Мать-Земля всем нам мать, из неё выходим, в неё и ложимся, не по-людски, конечно, порошком, без могилы, а всё равно, к ней идём, в неё уходим. А как... не наш выбор, и вины за то на нас нет". Порошком - это пеплом. Значит... значит, точно, это находки из могил... криушан, волохов, курешан и... других он пока не знает, неважно. Дуггуры всегда сжигали покойников на погребальных кострах, отдавали Огню и... как им говорили, да, предотвращая угрозу заражения трупным ядом. Значит, печка, крематорий, это ещё и надругательство над обычаями, над чуждой верой? Чёрт, как один к одному. Ладно, не отвлекайся - остановил он сам себя. Думаешь об одном - додумай до конца, а эти мысли отложи до папки.