Мир оранжевой акварелью
Шрифт:
— А что, есть, от чего? — без особого интереса уточнила я.
Мессир Леон многострадально вздохнул:
— Это, смотря как, ты к жизни относишься. Можно, например, полагать, что сегодня тебе дважды в ней крупно повезло: когда тебя из воды достали, и когда от этих скотов спасли. А можно и считать себя жертвой злого рока.
— Тоже дважды?
— В этом, Зоя, все и дело.
— Так вы мне просто скажите: зачем я вам сдалась в этой цветочной бухте? А то у меня от ваших философских вывихов… — и шумно выдула воздух от по новой накатившего спазма.
Мужчина
— Я понимаю… Послушай меня, Зоя. Пытать тебя своими «вывихами» больше не стану, а вот что скажу: любой долг приходится отдавать. И будем считать, ты этому месту… кое-что задолжала. За свое телесное и душевное здоровье. А вот каким образом ты затраченное сюда вернешь… — обменялся он взглядом с застывшим статуей Никипом. — Поживем — увидим. Сейчас же: мыться, потом к нашему замечательному лекарю и спокойно отдыхать. Здоровье здесь — самое главное.
— Угу-у, — напрягла я последние свои, не отбитые «крохи». — А что это за место то такое?
— Розе Бэй… Лучший в Чидалии «дом для уединенных свиданий».
— Мама… моя.
— Никип! Помоги девушке встать и… в общем, помоги…
Зачем?.. Зачем?.. Зачем?.. Вопрос, единственный из огромной кучи второстепенных, упрямо долбился в голову и не давал покоя. Потому что именно он был причиной всему. Зачем? Зачем я тогда от него ушла? Ведь, если б осталась в каюте, в кровати… Не было б теперь этих приторно розовых стен, приторно розовых штор и высоких каменных заборов. С одной стороны — недосягаемая жизнь. С другой — бесконечные розы. В бесконечных тенистых аллеях, клумбах и вазах. Я розы с детства не особо люблю. А здесь они — везде. И теперь олицетворяют собой «приторно благоухающую клеть». Так, зачем?!.. Вот так седьмой день подряд. Между цветами и огорожами. Лишь иногда отвлекаясь от бесконечных «Зачем?».
В первый раз — первой же ночью. Я тогда почти успела заснуть. Когда в комнату тихо вошли двое: Леон и дама. Голос — скрипучий. Но, не по-стариковски скрипучий, а… с какой-то стервозностью:
— А шрам все-таки, будет, — будто меня здесь вовсе нет — горящей свечой, едва ли не в лоб. Я — «крепко сплю». — Придется челку ей выстричь.
— Монна Фелиса, она пока не готова. Я вообще по ее поводу сильно…
— А это — уже не твоя забота. Я сама знаю, по какому поводу и когда. Ты за ней присмотри. А, насчет челки… с этими чувственными веснушками…
— «Джованна».
— «Юная роза»?.. А что, не дурно, Леон. Только, если она начнет гостей портовым матом крыть, как Никипа, когда он ее сюда тащил…
— Монна Фелиса, подобного не повторится. И это — уж точно, моя забота.
— Знаю я. Не переусердствуй. И вообще… — исчез под моими веками свет. — Без меня ее не трогай. Я через неделю вернусь, вот тогда и посмотрим, что из нее выйдет и… — тихо закрылась за ними дверь.
Это был первый раз. Во второй я удивилась сильнее: наличию магии, натыканной здесь повсюду. Только действовала она как-то странно — ноюще томно в области живота. Видно, специально для «Роз», потому как у обычных служителей на
Милая девушка Марит. С черными кудряшками и такими глазами, что видят всё. Даже то, чего в природе не существует. Моя здесь «отдушина» и приставленная мессиром Леоном прислуга. Хотя, второе — не важно. Важно, что она меня отвлекала. От моих бесконечных «Зачем?». Иногда, тоже бесконечной, болтовней. А через три дня и…
— У тебя бумага, Марит, есть? И карандаш?
— Для чего? — хлопнула та глазами и замерла с подушкой в руках.
Да, чтоб, хоть на время замолкла!
— Рисовать тебя буду.
— О-о, монна Зоя, а вы точно умеете?.. Найду! — и нашла. А потом мы с ней вместе нашли «задний план». Без приторных роз (и без соглядатаев). — Вот тут подойдет? А как мне сидеть? А может, волосы распустить? Монна Зоя, и губы мне можно, ну, чтобы пухлее? — ага, и рот — поменьше:
— Можно… Марит, а что за место?
— О, здесь когда-то была конюшня для пони. Наша хозяйка их держала для… ну…
— Не надо, — а я здесь сильно «продвинулась» в «образовательном» плане.
— Угу. А потом ее разобрали, лишь две стены остались и сюда стаскивают всякий хлам. Вот, например, эту кровать. Ее третьего дня один… Что, тоже, «не надо»?.. Угу. Или этот клавесин. Он был почти новый. И на нем…
Ба-бах!.. Я даже куда-то села… «Что такое „Розе Бэй“ знаешь? Место в укромной бухточке на нашем южном побережье?»… «Я ведь его давно знаю. И когда-то он мне очень сильно помог»… мама моя… Сусанна…
— … и вот, он был совсем новый, когда… Монна Зоя, вы меня совсем не слушаете.
— Я тебя… слушаю. А почему его сюда унесли?
— Так я же и говорю, — вынимая шпильки из кудрей, кивнула Марит. — Я сама тогда здесь еще не работала. Это года четыре назад было, а моя знакомая, ну, вы ее видели, с зубами, как у крола, так она мне рассказывала, что раньше прислуживала той самой…
— Какой «самой»?
— Соттоле, «Розе в пепле». Так ее здесь звали. Это — ее клавесин. Только, она отсюда сбежала. Угу. Со своим «абитуалем». Так здесь «постоянных поклонников» у Роз называют.
— Да ты что?
— Угу, — распахнула Марит еще шире глаза. — И наша хозяйка на нее была очень зла. Очень. Якобы, она этой Соттоле доверяла — в свои помощницы ее готовила, а та сперла у нее все деньги из тайника в кабинете и сбежала… С ним, с этим…
— Понятно…
«Постоянный поклонник» и «Роза в пепле»… Деловые компаньоны… Друзья… И зачем я, все-таки, от него тем утром ушла? Зачем? Зачем? Зачем?..
— Монна Зоя, я принесла ваш ужин… Монна Зоя!