Мир приключений 1986 г.
Шрифт:
— Ну, что ж. — Маркин проводил взглядом Шурика, скрывшегося за перегородкой. — Я тут обнаружил… Помните, пряжа к нам пришла? Она не заприходована. Такая неразбериха. Вроде как она ничья вышла. Документации, так сказать, не будет. От греха подальше… Может, нам ее, ну, это, оставить пока, а?
— Себе взять? — устало спросила мать.
— Ну, да, — оживился Маркин. — Прикиньте: кому нужны какие–то двести килограммов этой несчастной пряжи? А нам очень кстати получится. Самая малость — и пожалуйста. Выход из наитруднейшего положения. Особенно вам. У вас иждивенцы. Им, извиняюсь, шамать давай. А буханочка,
— Уходите, — резко сказала мать.
— Ну, не надо… не надо… Жалко просто. Сами знаете, сколько кругом пропадает. Да… — В дверях он остановился, поспешно расстегнул пальто и извлек сверток. — Жена моя просила вам хлебушка передать. Самая малость. Говорит, как, мол, ей там с двоими? А мы одни, нам хватает, да родичи в деревне…
— Заберите сейчас же! Слышите, вы!
— Тут ничего такого, — настаивал Маркин.
— Если вы сейчас не уйдете, — страшным голосом сказала мать, — я соседей позову. И вас вышвырнут!
— Ах, вон как обернулось? Понятно. Я вроде мерзость какая, а она святоша. Так? А нам это еще не известно. Поди как хватила б горячего лиха, от хлеба не отказалась бы! Какая ж ты мать, если своих детей голодом моришь, когда рядом все! Смешно мне на тебя…
— Чего кричишь? — высунулся над перегородкой Шурик. — Чего на маму кричишь? Я Вальке скажу! — И он неожиданно запустил в незнакомца поленом.
Маркин выскочил, хлопнув дверью.
— Ой, Шурик, Шурик… Что делать? Что делать? — Мать закусила руку.
— Да чего ты, мам? — прошлепал к ней Шурка. — Как делаешь, так и делай. А хлеб ты зря взаймы не взяла, сгодился бы, — неожиданно сказал он, сглотнув слюну.
— Я завтра принесу, — заискивающе сказала мать. — Завтра карточки выдавать будут. Пойду и принесу.
— Ну, тогда жаль, что я в него поленом не попал, — опечалился Шурик.
— Жаль, — согласилась мать.
Глава 27
Молотков и Дубинин дружили давно, когда–то они начинали работу в милиции вместе, но потом Дубинин окончил заочно инженерно–строительный институт. Встречаться стали реже, большей частью по праздникам, семьями. А война совсем уж разъединила их: майора Молоткова на фронт не взяли, оставили в угрозыске, а капитана Дубинина направили в саперные войска. После ранения, вернувшись в город, он стал работать в школе военруком, и так получилось, что с другом он почти не встречался, виделись мельком.
Дубинин вдруг твердо решил ехать на Урал, строить заводы. Там он нужнее, а обучать ребят военному делу любой инвалид–фронтовик сумеет.
Он зашел попрощаться с другом. Милиция помещалась в том же здании, что и военкомат. По длинным коридорам деловито сновали военные, у дверей теснились призывники. На полу намело снегу. В окнах, выходящих на станцию, были выбиты стекла — следы вчерашней бомбежки. Под лестницей гудела железная печка, и уборщица в мужской шапке, присев на ящик, отхлебывала чай из раскаленной железной кружки, прихватив ее полами пальто.
— Значит, точно уезжать надумал? — сказал Молотков.
— Да все уже оформил, — ответил Дубинин и пошутил: — Окопаюсь в глубоком тылу.
— А я уж хотел тебя к нам просить. У меня тут народу раз–два, а дел — вот!..
— Если б раньше. А теперь уже не могу.
— «Не могу»… —
— Давно было, — улыбнулся Дубинин.
Сколько уж он не был здесь, в этой знакомой комнате? В углу стоит сейф, покрашенный под дерево, на нем цветы в горшке; массивный стол, чернильница «Богатырь» и готический черный стул, неизвестно как сюда попавший в незапамятные времена. Все как будто по–прежнему, но не так… Примешивалось что–то незнакомое, какая–то странность, и он, наконец, понял почему. Стекла перекрещены нарезанными из газет полосами.
— Радикулит на погоду, — словно извиняясь, сказал Дубинин и закрыл форточку. — Значит, худо у вас?
— Да вот так, хуже некуда…
— На фронте тоже не сахар. Немец уже рядом… Тула в осаде… Да что там — в Малоярославце фашисты стоят!..
Молотков подошел к окну. В стекло бился снег.
— Как думаешь, наш город сдадут?
— Не знаю, — не сразу ответил Молотков.
— Не знаешь… Все уезжают. На мосту заторы…
— Фронт близко, бомбежки… Мирными–то людьми рисковать зачем?.. Михаил, а может, все–таки пойдешь к нам? Ну, посуди. Почти весь аппарат на передовой. В моем отделе только два оперативника. С ног валимся. Спекулянты, шпана… А тут еще банда вооруженная. У тебя опыт, работал у нас…
— Опять ты за свое. Я тебе уже сказал. Строить буду, не могу на развалины спокойно глядеть.
— Остался бы ты, — безнадежно сказал Молотков. — Люди нужны…
— Люди сейчас всюду нужны.
— Там, я думаю, поспокойней. А нам — позарез.
— Хитришь ты, Андрей. Мечтаешь опять мной командовать.
— И хитрю, — невольно засмеялся майор. — Неохота с тобой расставаться. А что туго нам — правда, чего хитрить.
Затрещал телефон, Молотков снял трубку.
— Слушаю. Да… Где?.. Еду! Ну, вот… — Он взглянул на Дубинина и заторопился. — Сберкассу ограбили!.. Поезд когда?
— Ночью, — ответил Дубинин.
— Провожать не приду. Видишь как. Прощай.
Глава 28
Они бежали в темноте по неровной земле, словно ощущая ее не подошвами сапог, а обнаженными ступнями. Угадывали малейшие спуски и подъемы; легкие еле успевали вдохнуть и выдохнуть воздух обжигающими кусками: так бешено мчишься, разве что спрыгнув с вагона на полном ходу и напряженно ожидая, что сейчас полетишь через голову.
Гулкий топот ног, взвизг служебной собаки — она яростными рывками натягивала длинный ремень. Проводник еле поспевал за ней, она тащила, как на буксире, ему казалось, что, если он споткнется, она поволочет его по земле.
Впереди была железная дорога. Донесся и быстро вырос шум поезда.
— Скорей, — задыхаясь, сказал Молотков, поравнявшись с проводником. — Скорей, может, успеем!
Со скрежетом и гулом неумолимо приближался состав. Вслед за овчаркой проводник и майор рванулись из последних сил, чудом проскочив перед самым носом паровоза.
Остальные не успели. Состав, преградив им дорогу, начал замедлять ход и замер: светофор впереди округлил свой красный глаз под защитным козырьком.
Отставшие милиционеры и курсанты метнулись было под вагоны, но их остановила резкая команда: