Мир Приключений 1990 г.
Шрифт:
— Черт — нет, — мрачно усмехнулся Иванов, — а эсэсовцы… Вцепились, как собаки в горло!
— Мы должны затеряться в лесах, — повторил Бутурлак. — Двинемся в десять. Теперь спи. Будешь дежурить после Горянского.
Это было справедливо, и Иванов не протестовал. Сменяясь через каждый час, они проспали до десяти вечера. В темноте подползли к крутому берегу Горыни. Бутурлак с Васютой залегли в лозняке, а сержант с Горянским поползли к омуту, где кусты купались в быстрой воде. Горынь здесь суживалась и была глубокой. Иванов рассчитывал подобраться к другому берегу до поворота, который
Бутурлак нагреб холмик нагретого солнцем и еще не остывшего песка, уложил на него автомат.
Стал прислушиваться. Выше по течению что-то плеснуло.
Лейтенант вытянул шею — неужели ребята неосторожно выдали себя? Но вот плеснуло еще раз, поближе, и Бутурлак понял, что на плесе играет большая рыба.
Прошел чуть ли не час, а на том берегу все было спокойно.
Низко над водой пролетела сова, сонно засвистал перепел. Сначала Бутурлак не понял, что это сигнал, — так естественно свистела птица. Но Васюта толкнул его, прошептал:
— Слышишь?
Лейтенант свистнул, отзываясь. Поползли к воде. Бутурлак, пропустив вперед Васюту, перебрел речку следом за ним.
Острожаны раскинулись на берегу лесного озера — огромные дубы расступились, и крытые соломой хаты подходили к самой воде.
Озеро было вторым кормильцем: земли не хватало, да и что соберешь на тощем песчаном грунте? Немного ржи, несколько мешков картошки… А в озере гуляли килограммовые щуки, окуни, сазаны, лещи, не говоря уже о плотве, красноперке и другой мелочи.
За рыбу у Северина Романовича Жмудя можно было получить и хлеб, и крупу, и даже керосин. У Северина Романовича были хорошие кони, и он возил рыбу на базар в город. Накопил деньжат и построил в Острожанах нарядный дом под железной крышей, возле самой церкви. Церковные купола были тесовые, а эта ярко-зеленая крыша возвышалась над соломенными черными шапками села гордо и вызывающе.
Северин Романович пристроил к своему дому открытую веранду и любил здесь попивать днем чаек, посматривая на разъезженную песчаную дорогу, что ведет от озера к лесу, не обращая внимания на покупателей, толпящихся возле его магазинчика, к которому от веранды ведет вымощенная красным кирпичом дорожка. Теперь это единственный магазин на все Острожаны. Раньше на лесном конце села была еще лавка Боруха, но, слава богу, новая власть избавила Северина Романовича от конкурента, отправив Боруха Гольцмана со старой Гольцманихой да подрастающими гольцманятами в концлагерь, и это был еще один козырь в пользу этой власти.
Правда, Северин Романович все же испытывал что-то вроде насилия над собой, когда ему приходилось кланяться какому-нибудь плюгавому немцу, который небось там, в своем фатерлянде, снимал шляпу перед самым ничтожным чиновником. Но в конце концов, с этим можно мириться. Ведь вот такой плюгавый немчик, не колеблясь, приказал повесить всех активистов, не успевших выехать из Острожан, список которых Северин Романович составил задолго до того, как первый гитлеровский мотоциклист прогромыхал под окнами его дома.
Повесили красных на ветках дуба, что рос между церковью и верандой Северина Романовича. Первому накинули на шею петлю Степану Дуде, тому самому голодранцу, который
Кирилл сидел спиной к дубу, пил самогон маленькими рюмками, больше нажимал на карпов, а Северин каждый раз, поднимая стакан, со злорадством смотрел на дуб.
— За твое здоровье, Кирилл! — чокнулся с братом.
Один вопрос крутился у него на языке, но он боялся попасть впросак и показать свою деревенскую неосведомленность.
Правда, в том, что Кирилл выучился на адвоката, немалая его, Северина, заслуга. Кто ежемесячно посылал деньги во Львов на учение? Он, старший брат. А потом их дороги разошлись: Северину пришлось чуть ли не два года быть под большевиками, а ловкий Кирилл успел убежать в Краков, там, говорят, он и прибился к самому Степану Бандере — главному руководителю Организации украинских националистов, обещавшей украинцам полную свободу и независимость под эгидой Адольфа Гитлера…
Наконец Северин Романович решился, с шумом отодвинул стакан и спросил прямо:
— Как там, Кирилл, с нашими?.. Ну, значит, руководителями? В смысле правительства, о котором ты когда-то говорил?
Кирилл не отвел взгляда от полной рюмки. Покрутил ее тонкими белыми пальцами, не разлив ни капли. Ответил уклончиво:
— Рано еще говорить о правительстве. Не до этого. Вот возьмут немцы Москву, тогда…
Северин Романович дохнул ему винным перегаром прямо в лицо. Скрутил кукиш:
— Вот что тогда будете иметь! Поздно будет! Теперь, когда немцы нуждаются в нашей помощи…
Кирилл сам был убежден в этом, но не мог сразу признаться брату, что не оправдался пока ни один из расчетов организации. Хотя почему ни один? Красных выгнали, и, если разумно взяться за дело…
— Нужно доказать Берлину, что без истинных украинских патриотов им будет несладко! — уже более уверенно сказал он. — А здесь, — обвел рукой вокруг, — в наших селах, и подавно. Дуду повесили, а сколько дуденят осталось? Я тебе говорю, — доверчиво склонился через стол к брату, — здесь без нас немцам не обойтись. В окрестных лесах столько сейчас окруженцев 9 . И все вооружены!
9
Окруженцы — советские солдаты, попавшие в окружение.
— Что же делать? — Глаза Северина Романовича испуганно забегали.
— Организовываться! — убежденно ответил Кирилл. — Сами возьмемся за оружие, сами и наведем порядок.
— Против немцев? — ужаснулся Северин Романович.
— Ты что! Раздавят! — Кирилл приложил палец ко рту. — Здесь хитрость нужна. Немцы дадут оружие, потихоньку, чтобы никто не узнал. А мы, мол, и против немцев, и против красных, за самостоятельную Украину! Вот и девиз…
Северин Романович, размышляя, потер лоб. Сказал категорически: