Мир Приключений 1990 г.
Шрифт:
Андрей насупился:
— Но спросят с меня! А ты только и знаешь, что отцу жаловаться. Что вчера говорил? Андрей, мол, коней заездит, ему что — не свои, хозяйские.
— А что, неправду сказал?
— Еще раз скажи, — пригрозил кулаком Андрей, — не посмотрю ни на что!
Григорий отступил, похлопал по воде ладонями.
— Ой-ой, не очень-то заносись!
Андрей угрожающе двинулся к нему, но Гришка голым пузом бросился на воду, обрызгав Вороного и Андрея, сказал примирительно:
— Разошелся! Я ведь так, не со зла…
— Смотри мне!
Не ожидая ответа, побежал, высоко поднимая колени и разбрызгивая воду. С разгону вскочил на Серка, распластался голым телом по спине коня, обхватил руками шею. Серко скосил на него большой синий глаз, фыркнул и пошел на глубину, довольно заржал, весело, задорно, будто бы озорным жеребенком.
Купая коней, Андрей время от времени поглядывал на берег: не появятся ли в конце улицы белые кобылы Демчуков? Еще вчера Филипп говорил, что утром поедут с отцом за дровами. Уже перевалило за полдень, а их все нет. А Филипп ему так нужен!
Хата Демчуков — вторая от озера, приземистая, с маленькими окошками, крытая полусгнившим тесом. Тес порос мхом, и Демчук иногда грустно шутит, что зеленый цвет крыши роднит его жилище с домом Жмудя.
Андрей видел, как между хатой и сараем мелькнул синий платок тети Катри, матери Филиппа, — наверно, побежала доить корову.
Он соскочил с Серка, лениво обрызгал коня водой. Любил купать лошадей, но сейчас было не до этого. Смотрел, как плещется в воде Гришка.
Счастливый Гришка: каждую осень отец отвозит его в город в школу. Когда еще была жива мать Андрея, Северин Романович поклялся, что выучит и племянника; мать плакала перед смертью, просила брата Северина, а он сказал, что слово его твердое.
Мать отписала Северину Романовичу все их добро. Правда, добра того было — хата, корова да свинья, но дядька не выполнил пока своего обещания. В первую же осень, собираясь отвозить Гришку в школу, сказал Андрею:
— Не выходит в этот раз. Я говорил там, — неопределенно махнул рукой, — но отказали. Вот разобьют немцы красных, тогда уже…
Андрей глядел на дядьку широко открытыми глазами и еще не верил.
— Вы же обещали матери… — начал, сжав кулаки. — Договорились, что за деньги от хаты…
— Какие там деньги — слезы! — скривился Северин Романович. — Тех денег тебе на подштанники не хватит. Подожди год, хлопец, за год ничего не сделается.
Прошел уже не год, а два, осенью Гришка снова поедет в город, а Андрей опять останется чистить навоз в коровнике да выслушивать упреки дядьки, что ест хлеб даром.
Разве даром? Кто коров пасет и за лошадьми ходит?
Андрей похлопал Серко по крупу. Любил коней, чуть ли не спал в конюшне — это, наверно, было единственное, что держало его у дядьки. А так — не маленький уже, четырнадцать скоро, подался бы сам в город. Там жила двоюродная сестра отца, мать говорила: душевная женщина, — и советовала обратиться к ней в случае нужды. Но было страшно двинуться одному в большой и голодный город; наслышался он от Северина Романовича, как живут городские, а у тетки Михайлины
Гришка что-то кричал ему, но Андрей не оборачивался. Тот подбежал, спросил:
— Коней в ночное погонишь сегодня?
Андрей глянул исподлобья: этот Гришка будто мысли его читает…
— Не знаю… Как распорядится твой отец… — ответил уклончиво.
— Скажи отцу, чтобы отпустил меня. Это совсем не входило в планы Андрея.
— После того как ты ходил с нами в ночное, мать сказала — кашлял. И велела больше не пускать.
— Ты вот что, — заговорщически подмигнул Гришка, — не вспоминай об этом. А я тебе дам противотанковую гранату. — Он погрузился в воду по шею, осторожно похлопал по воде ладонями и вдруг ударил так, что в воздух взлетел целый сноп брызг. — Хочешь, вместе будем рыбу глушить?
У Андрея загорелись глаза: и где этот черт только берет противотанковые гранаты?
Искушение было настолько велико, что решил согласиться. В конце концов, можно было бы взять гранаты, а потом как-нибудь отвертеться от Гришки, но здравый смысл взял верх, и он ответил вроде бы равнодушно:
— Катись ты со своими гранатами!
Но Гришку трудно было сбить с толку. Он хитро посмотрел на Андрея сощуренным от солнца глазом и предложил чуть ли не торжественно:
— Ну а миномет?
— Какой миномет? — сразу не понял Андрей.
— Какой? Обыкновенный ротный миномет и ящик мин к нему. Тяжелый, черт бы его побрал, еле дотащил!
— Украл?
— Ну, ты осторожнее! — сделал вид, что возмутился, Гришка.
И Андрей понял: точно, стащил в каком-нибудь из отрядов своего дядьки. Головотяпы эти бандеровцы, у них не только миномет — что угодно можно стащить.
А Гришка продолжал:
— Хочешь, село обстреляем? С того берега? Вот будет смеху!
— Ты что, сдурел? Люди ведь!
— А мы по околицам… Для страха!
— Откуда знаешь, как стрелять? Умеешь?
— Ничто! Пристреляемся! Так попросишь отца?
— Посмотрим… — неопределенно сказал Андрей, но знал: сделает все, чтобы Гришка остался дома. — Давай гони коней, хватит им мокнуть!
Они вывели коней на берег, Андрей вскочил на Серка и подъехал к хате Демчуков. Крикнул тетке Катре, что собирается в ночное, — пусть Филипп найдет его.
Филипп прибежал во двор к Жмудю уже после обеда, когда Северин Романович лег отдыхать, а Гришка сидел под присмотром матери и решал задачки — у него была переэкзаменовка на осень по математике.
Андрей позвал Филиппа в сарай, где на чердаке у него был свой уголочек — здесь хранил самые большие свои ценности: шкатулку с фотографиями отца и матери, собственную метрику, последнее письмо отца, в котором тот сообщал, что их часть отступила от Тернополя, и спрятанный между бревнами и крышей “шмайсер”. Тут же летом он и ночевал: на мягком сене спалось лучше, чем в маленькой комнатке во флигеле, где стояли две кровати — его и Павла, молчаливого пожилого человека, который работал по найму у Северина Романовича уже несколько лет.