Мир в руках
Шрифт:
Когда мячик прилетает ещё раз, меня прогоняют из зала, сказав в раздевалке сидеть, потому что я мячики притягиваю. Жалко, что я такая нехорошая, но ничего не поделаешь. Приходится идти в раздевалку, где плохо дышится. После физкультуры надо будет ехать домой, где совершенно точно будут подарки, потому что доброй тётеньке хочется мне их дать.
Я сижу в раздевалке, думая о том, что те девочки, которые злые, они могут и что-то Тане сделать, наверное. Поэтому я, как правильная плохая девочка, выхожу из раздевалки туда, где дышать чуточку
– Здравствуй! – радостно подбегаю я к ней, пытаясь отдышаться. – А у меня физкультура, на которую нельзя, потому что я плохая.
– У тебя плохо с сердечком? – интересуется она, присев на корточки, но тут какой-то мальчик её бьёт по спине, и наступает моя очередь Таню ловить.
Наверное, есть и большие, которые плохие… Или они уже хорошие? Я путаюсь в этом, потому что не понимаю ничего. Таня выводит меня на улицу, но автобуса почему-то нет. И вот тут начинается то, что я потом не полностью могу вспомнить. Какая-то девочка с громким криком охорашивает Таню, отчего она как-то быстро падает на спину и кричит. А я… Я падаю на неё сверху, хватаясь изо всех сил, потому что мне кажется, что она умирает.
Мальчики и девочки старшие пытаются меня оторвать от Тани, и её охорашивают ногами, а я визжу, как будто подарки получаю и не отцепляюсь. А потом появляются какие-то дяденьки в синей одежде, но меня при этом охорашивают по голове, и я засыпаю быстро, поэтому не вижу, что делается дальше.
Просыпаюсь я, наверное, в автобусе. Я лежу на Тане, и не отпускаю её, а всё вокруг подпрыгивает и как-то очень тоскливо ревёт. Она белая-пребелая, но дышит, значит, не умерла. Я знаю, что когда умирают, то больше не дышат.
– Расцеплять в больнице будут, – слышу я чей-то голос. – Что за звери…
– Спазм мышц, похоже, – произносит какая-то тётенька. – Мы сейчас ничего не сделаем, но хоть живы… Милиция успела.
– Судя по шву, младшая после операции… – произносит дяденька, а потом всё куда-то уплывает, и я опять засыпаю.
В класс, где хорошие мальчики и девочки, я не попадаю, наверное, не время ещё, а просто плыву в чёрной реке. Я просыпаюсь медленно, будто нехотя, но слышу, как какой-то дядя громко называет моё имя. Прислушавшись, я не понимаю, о чём он говорит, но запоминаю, чтобы потом рассказать девочкам и мальчикам во сне.
– Алёна Синицына, семь полных лет, удлинение интервала, оперирована по поводу врождённого порока сердца, – произносит этот самый голос. – Показан кардиостимулятор, сердечная недостаточность… Сирота.
– Да, это приговор, – соглашается с ним женский голос. – А вторая?
– Татьяна Варфоломеева, пятнадцать полных лет, паралич нижних конечностей, – со вздохом сообщает дяденька. – Сирота.
– Вот чего маленькая так вцепилась, – произносит тётенька. – Усыпить было бы милосерднее, а так…
Голоса удаляются,
– Расскажи нам о том, как день та девочка провела, – мягко просит меня хорошая девочка.
– Сначала было всё, как всегда, – начинаю я. – А потом Таня, это такая девочка, как вы, почти тётя, она принялась со мной ходить.
– Защитницу обрела малышка, – говорит какой-то мальчик.
– Погоди, не всё так просто, – грустно говорит девочка, у которой на руках я.
И я рассказываю всё-всё. И о мячиках, и о том, что плохо дышится. И о том, что на нас напали, чтобы хорошими сделать, потому что у Тани тоже нет мамы. Я говорю о том, как нас делали хорошими и где я проснулась.
– Можешь как можно точнее рассказать, что говорили те двое? – я вижу учителя, появившегося неизвестно откуда.
– Конечно! – киваю я и начинаю говорить, причём мне кажется, я дословно запомнила.
– Учитель, а что значит «усыпить»? – не понимает та, что меня на руках держит.
– Убить, – коротко отвечает он. – У девочек нет выбора. Скорее всего, мы видимся в последний раз.
– Ой… Это потому, что вторая парализована? Их убьют, как «бесполезных членов общества» в мире Тау? – интересуется какой-то мальчик и добавляет затем. – У них нет выхода, а мы не успеем.
– С учётом того, что не знаем, где они находятся, да, – тяжело вздыхает учитель. – Что же, другого выхода нет.
Покачивающая меня на руках девочка кивает и начинает рассказывать мне, что делать нужно. Нам желательно с Таней снаружи оказаться. Возможно, у добрых тётенек и дяденек есть повозка для Тани, потому что она ходить не может, и тогда нужно будет попроситься погулять.
– А зачем? – спрашиваю я.
– Потому что иначе будет совсем плохо, – грустно глядя на меня, говорит мне эта хорошая девочка.
Во время какого-то «Испытания» мы не сможем видеться, но это не навсегда. Когда оно закончится, я совершенно точно буду хорошей девочкой и Таня тоже, поэтому пугаться не надо, а нужно будет попросить там, где я окажусь, позвать Академию. И мне кто угодно поможет. Это так странно… Но я же послушная? Послушная. Значит, так и сделаю.
Глава пятая
Проснувшись, я потягиваюсь, хоть и сложно немного, а потом смотрю на Таню. Она открыла уже глаза и плачет. Её кровать почему-то совсем рядом стоит, поэтому я поднимаюсь и «обнимаю» её. А она «обнимает» меня в ответ. Я это слово тоже во сне узнала, и как правильно надо это делать, тоже. Это так необыкновенно, что я просто замираю.
– Я ног не чувствую, – говорит мне Таня, – значит, меня выкинут.
– Нас усыпят, наверное, – отвечаю я ей. – Так дяденька сказал.