Мир вздрогнет от нашего гнева
Шрифт:
– А ты откуда знаешь английский? – не оборачиваясь, спросил Лавров, продолжая размахивать ножом.
– Мой работай в Макассар, в Джакарта, на Бали. Я одна года служи у богатый американский человека. Он мне хорошо плати. Я купи на доллар много бык, свинья и смоги похорони свой отец. Он два года лежи в гроб и жди дорога в долина счастья.
В пути их постоянно сопровождал хор индонезийских джунглей – поквакивание древесных лягушек, писк какой-то мелюзги, наподобие мышей, посвист и временами галдеж птиц… Откуда-то издалека доносился рев каких-то хищников, а над самым ухом раздавался непрерывный, настырный звон комариных стай. Благо Лавров запасся
Пару раз заметив крупных сетчатых питонов, карауливших добычу, начавший было распевать что-то веселое проводник сразу притих и шел следом за Андреем, едва не упираясь носом ему в спину. В нескольких местах путники спугнули диких, цвета темного кирпича, свиней-бабирусс, с необычными клыками, торчащими вверх прямо из середины спинки носа.
С какого-то момента тропа пошла вверх, лес поредел, то и дело начали попадаться огромные валуны. Посмотрев на часы, Лавров удивленно присвистнул – в пути они находились уже около трех часов. Сумка с подарками, хоть отчасти и опорожненная, все ощутимее оттягивала плечо. «Черт! И что я пожадничал в поселке тораджей?! Надо было там побольше подарков раздать, а теперь тащи вот на себе эту сумку, как вьючный верблюд…» – корил он себя, поправляя ремень сумки на плече.
Неожиданно послышались воинственные вопли, и со всех сторон им навстречу вывалила толпа каких-то людей, вопреки ожиданиям Андрея, одетых не в какие-нибудь звериные шкуры, а в обычные индонезийские саронги. Впрочем, из оружия у них и впрямь были луки со стрелами и копья в рост человека с наконечниками из острой кованой стали.
Выйдя вперед, старейшина тораджей что-то им объяснил, добавив почтительным тоном:
– Урте-каби!..
Несколько опешив, те вопросительно воззрились в сторону Лаврова. Изобразив неприступный, даже несколько величественный вид, Андрей вскинул вверх левую руку и гордо провозгласил:
– Урррте-каби! – после чего, повернувшись к проводнику, распорядился: – Скажи им, чтобы вели к своему вождю. Э, э! Куда?! А кто будет переводчиком? Идем, идем! А то тебя одного боа проглотит! – припугнул он его, заметив, что тот собирается дать деру.
…Селение племени дукунтаму представляло собой два десятка больших хижин, расположенных кругом в центре небольшой зеленой долины, где с горы в маленькое чистое озерцо сбегал ручей. Самая большая хижина, стоявшая посередине, принадлежала вождю. Тот вышел к пришельцам в джинсах и сандалиях на босую ногу, с висящим на шее ожерельем из клыков бабируссы. Выслушав проводника и приняв дары Андрея – овальное зеркало в красивой раме, бинокль и охотничий нож, вождь милостиво закивал и что-то приказал одному из своих соплеменников. Тот куда-то сразу же убежал, а в это время, удивленно перекликаясь и чему-то смеясь, на почтительном расстоянии от мужчин скучковались женщины и дети, с интересом разглядывая белого чужеземца.
К дому вождя со всех сторон собирались, как шепнул проводник, старейшины этого племени. Вновь расстегнув сумку, Лавров приступил к раздаче подарков, чувствуя себя этаким тропическим вариантом Деда Мороза.
Вождь достал из кармана джинсов сигарету, прикурил от зажигалки и, усевшись на один из больших камней, расставленных вокруг костра, предложил присесть и всем остальным. Вскоре из дальней хижины показался сухой, как вобла, дед, но при этом еще очень крепкий и подвижный, весь татуированный разноцветной тушью.
Как и вождь, он охотно принял дары – большую красивую фляжку для воды,
– Спроси, – глядя на старика, негромко сказал Андрей, – знает ли он снадобье, которое убивает человека, словно тот выпил ядовитый ром или виски?
Проводник, не очень хорошо знавший язык дукунтаму, переводил очень долго, постоянно жестикулируя и спотыкаясь. Но, старик, видимо, оказался сообразительным, даже не дослушав горе-переводчика, он нетерпеливо махнул ему рукой и что-то сказал, встревоженно поглядывая на Андрея.
– Он говори, что такое снадобье два луна назад он делать для три белый человеки, который здесь приди и покупать такой снадобье. Они давай за него много дорогой подарки, – уже более уверенно перевел проводник. – Колдун спрашивать, зачем оно тебе? Он сказать, что у него остаться совсем, совсем мало…
– А мне и надо его вот столько, – Лавров показал пальцами крохотную щепотку. – Я отвезу его знающим людям, и они приготовят к нему противоядие.
В ходе дальнейшего разговора колдун пояснил, что снадобье надо обязательно давать перед сном. Если человек примет его с утра, оно может и не подействовать. Андрей расспросил старика о том, как выглядели покупатели снадобья и чем мотивировали необходимость покупки.
– Один человек говори, что на далекий, далекий земля его брата скушать злая, дикая человеки, и он хотеть им отомсти за свой брат…
Поскольку дело было уже к вечеру, с согласия вождя, Андрей и его проводник остались ночевать в селении дукунтаму. Им предоставили свободную хижину, застеленную охапками сухой травы, по потолку которой резво бегали какие-то мелкие скорпионы. Но спокойного ночлега, как видно, судьба в этом селении Лаврову не сулила.
Сидя у общего костра и время от времени снимая то на фото, то на видео ритуальные танцы воинов племени, Лавров подумывал уже о том, что пора бы отправиться и на ночлег. Но тут к нему вдруг подошел молодой, рослый, мускулистый туземец и что-то сказал, указав на его левую руку. Из всего сказанного Андрей смог понять только лишь «урте-каби». Поняв, что тот требует подарить ему талисман, он покачал головой, категорично по-индонезийски уведомив:
– Эс! (нет)
– Господин, это очень сильная воин, такой здесь звать луму – могучая, и он хотеть возьми у тебя урте-каби, – встревоженно прошептал проводник. – Ему надо уступи, иначе он сильно разгневаться.
– Я тоже очень сильный воин и тоже могу разгневаться, – пренебрежительно покосившись в сторону туземца, спокойно пояснил Лавров. – Если он хочет помериться силой, я готов. Переведи ему. И пусть знает, что, если он посмеет действовать обманом, демоны ночи выпьют из него жизнь еще до того часа, когда на небе погаснут звезды.
Испуганно поежившись, переводчик, как понял Андрей, в предельно смягченных, сглаженных выражениях изложил сказанное соискателю талисмана. Вскинув стиснутые кулаки, тот с ликованием на лице выразил свое полное согласие. Поднявшись на ноги и передав переводчику во временное хранение цифровую камеру и талисман, Лавров указал пальцем на туземца.
– Скажи ему еще, что наш спор должен быть справедливым. Раз уж он хочет отвоевать у меня урте-каби, что сам поставит взамен? Он ведь тоже чем-то должен рисковать, – обронил он, глядя на своего оппонента.