Мир за мир
Шрифт:
А Виталий Андреевич, при всей своей простоте и толстокожести, боялся. Он бы не признался в этом никому, и прежде всего самому себе, но — боялся. Боялся, что «что-то случится» с его женой и дочерью, хоть и не испытывал к ним особой нежности. Кому, как не омоновцу, знать, сколько отморозков — в погонах и без — пасётся на московских улицах? Для Даши он ввёл строжайший комендантский час, недвусмысленно заявив, что так будет всегда, и пусть дочь не надеется на восемнадцатилетие — хоть два раза по восемнадцать, а домой чтобы к восьми и ни минутой позже! И никакого телевизора, там сплошной р-разврат! Правда, побочного результата такой фельдфебельщины он предвидеть не мог — лишённая и компании, и свободы
Но куда сильнее он боялся тюрьмы. Этот страх был, пожалуй, надуманным, но оттого и самым неприятным. Давно уже похоронена убитая им девушка, закрыто уголовное дело, уничтожены вещественные доказательства, да и виноват формально не он, а отдавший приказ Семихин. Семихина Кресов тоже боялся, простым мужицким разумом чувствуя в командире что-то запредельное. Тогда, над телом Ольги (паспорт у неё был, и они не стали его уничтожать), когда Виталий заикнулся о рапорте, лейтенант холодно сказал: «А я здесь при чём? Это ты зачем-то стрелять начал. Пуля из твоего автомата, свидетелей нет, и хрен докажешь, что я приказывал. Потому что мне совершенно не было смысла её убивать. Понял?» Смысла действительно не было, поэтому Виталий был очень благодарен командиру, который предложил подбросить труп к телевышке. Дело, конечно, замяли, но Семихин прозрачно намекнул, что «ничего тебе не будет, пока ты выполняешь мои приказы». В те дни его командир набрал таким образом целую личную гвардию — кроме Виталия, подставились Шурик и Володя, а Гену и подставлять не надо было, он сам рвался. Был ещё Андрей, но тот сообразил потребовать письменный приказ, благо обстановка была спокойная. Андрея с тех пор Кресов видел лишь пару раз, и говорил бывший друг с ним скомканно: да, комиссовали по состоянию здоровья… да, работает инкассатором… да, Дашу он помнит, передай ей привет. Потом Володя погиб в Чечне, а Шурик, видимо, запомнил только «ничего тебе не будет» и пропустил мимо ушей «пока ты выполняешь мои приказы», потому что устроил по собственной инициативе пьяный погром в кабаке, набив при этом морду не кому-нибудь, а гаишному полковнику. Шурик теперь со своим волчьим билетом автостоянку сторожит и спивается потихоньку — только Виталий с Геной и остались в команде Семихина. Плюс молодёжь какая-то, но это пока не в счёт.
— Даша, ты? — прилёгший перед телевизором Виталий Андреевич наконец-то дождался стука каблучков в прихожей.
— Как, она ещё не вернулась? — встревоженная мать заглянула в комнату дочери. — Ой!
— Света? Что такое?
— Фотография какая-то с траурной лентой, я сначала подумала — Дашина!
— Какая ещё фотография? — Кресов раздражённо встал и вошёл в Дашину комнату.
Оба страха взвились одновременно: «Меня посадят! С Дашкой что-то случилось!»
Он отчаянно хватался за последнюю глупую соломинку: «Нет! Нет! Дашка тут не при делах! Это воры залезали и забыли зачем-то!»
Потому что девушку с фотографии Виталий Андреевич прекрасно помнил.
Помнил даже её имя и фамилию.
* * *
Как хрустит на ресницах этот октябрьский день! Пройтись до метро — одно удовольствие. Ну и пусть она некрасивая, зажатая и одета тоже «зажато» — солнце есть солнце! Ррраз-два!
— Дашуль, привет!
— Привет! — машинально отозвалась Даша, ещё не успев понять, что окликнувшая её женщина ей абсолютно незнакома. Но красавица, и одета как! Вроде бы на первый взгляд пестровато, а понимаешь, что ничего лишнего, всё естественно, как сама земля. И золото с камешками —
— Таисия, — женщина слегка поклонилась. — Можно просто Таис.
— Откуда вы меня знаете?
— Я и родителей ваших знаю, и общие знакомые есть, — голос у «Таисии» был звонкий и весёлый, и Даша почувствовала огромную симпатию к незнакомке. — Заехала в универ по делам, смотрю — Даша! Папа как?
— Нормально.
— А с Андреем вы что, поссорились?
— Дядя Андрей? Он же погиб… — губы Даши предательски задрожали.
— Первый раз слышу. Давно?
— Лет десять назад. Я помню, он к нам перестал приходить, когда мне шесть лет было, а года через два папа сказал, что его какие-то «баркашовцы» убили.
— Хм. Ещё вчера вечером был живее нас с вами.
— Правда?
— Могу телефон дать. Он как раз про тебя вспоминал.
— А вы… его жена?
— Да нет, ну почему сразу жена? Печально… Значит, всё-таки поссорились они с твоим папой, вот папа и сказал, что Андрей погиб.
— Дядя Андрей… Ну как он мог? С ним же папа поссорился, а не я.
— А как бы он к вам приходил после этого? Дашуль, да успокойся ты, ничего ещё не потеряно. Он всегда рад тебя видеть.
— Слушай, дай телефон! — Даша тоже как-то незаметно перешла на «ты». — А из-за чего они с папой поссорились?
— Можно сказать, из-за Оли Тарановой. Которая тебе эту цепочку подарила, — «Таисия» кивнула на золотую цепочку — единственное Дашино украшение.
— Оля? Таранова? Это папин начальник подарил на день рожденья.
— Ох, Дашуль… Она небось без пломбы была?
— Без чего? А, ну да… — Даша начала сжиматься, предчувствуя, что она сейчас услышит, но отчаянно не желая в это верить. Всё это, видимо, было написано у неё на лице аршинными буквами, потому что «Таисия» чётко произнесла:
— К сожалению, не ошибаешься. Не веришь — позвони Андрею.
— А папа при чём? Это не он! Это дядя Игорь подарил! — Даша начала яростно срывать с шеи цепочку. — Подавись! Отдай этой Оле! Папа хороший!
— Спокойно! — женщина положила руку на плечо Даше, и та как-то сразу притихла. — Если хочешь, поедем отдадим. Только Оле уже ничего не нужно.
— Что, дядя Игорь её…
— Убил? Ну да. Только не сам. Твоему папе приказал.
— Всё равно папа ни при чём! — Даша наконец-то нашла точку опоры, хоть и не свою, а отцовскую, заимствованную. — Он же приказ выполнял!
— Да я уж догадываюсь, что «приказ — это святое». Так кто, по-твоему, должен отвечать?
— Никто. Это же приказ.
— А Игорь?
— Не знаю… — пролепетала окончательно уничтоженная Даша.
— Так вот. Тот, кто отдал приказ, отвечает, как если бы сделал сам. Как ни неприятно командирам об этом думать. А подчинённый имеет право попросить письменный приказ с подписью.
— А в чём разница?
— О Боже! Когда приказ устный, командир потом скажет, что никаких приказов не отдавал. Вот Андрей и сообразил попросить письменный, а другие — нет.
— И ему дали?
— Нет, конечно. Игорь слишком большая сволочь, чтобы быть дураком. И теперь твой папа у него в кармане.
— Убью дядю Игоря! — зарыдала Даша. — Я… я десять лет папу защищала, а он… он…
— Двое!
— Что — двое?
— Уже двое хотят его убить.
— А кто первый?
— Могла бы и сама сообразить. Ладно, ты Андрею будешь звонить?
— Нет-нет, не сейчас!
— А с отцом говорить будешь?
— Ой…
— Да я понимаю, что ты его боишься. Очень любишь, но — боишься, — «Таисия» раскрыла наконец свою папку и вытащила фотографию с траурной лентой. — Покажи ему. Только не в лоб, а лучше положи на стол у себя, чтобы он как бы нечаянно увидел.