Мир за мир
Шрифт:
— Это та самая Оля?
— Конечно.
— А… а где она похоронена?
— Хочешь съездить?
— Да! Не нужна мне эта цепочка!
— Ну поехали, потом я тебя сразу домой отвезу. Кстати, позволь дать тебе совет.
— Какой?
— «Когда говоришь правду, держи ногу в стремени»[18].
* * *
Пора! Даша посмотрела на часы — отец уже час как дома, мать вошла в подъезд пятнадцать минут назад. Так, дверь не захлопывать, только прикрыть… И раздеваться она тоже не будет.
— Ты где была? — выбросился навстречу отец.
— В универе. Пап, ну времени
— Я тебе разрешал парней водить? Разрешал? Ну?..
— Каких парней? — Даша откровенно растерялась. — Нет у меня никаких парней…
— Это ты прокурору рассказывай! Кто это сюда притащил? — отец держал двумя пальцами фотографию Ольги, которую Даша оставила на столе полтора часа назад. Ах, вот в чём дело! Кто бы мог подумать, что он припишет это каким-то мифическим «парням»!
— Я, а что?
— Где ты это взяла? — Виталий Андреевич остервенело скомкал фото и швырнул в угол. — Кто тебе вообще позволил приносить домой чёрт знает что? — он был явно не в себе и с каждой минутой всё больше распалялся.
— А что я такого сделала? — изобразила невинность Даша.
— Я спрашиваю, где взяла?
— Мы… мы учились принтером пользоваться…
Оплеуха!
Раньше отец всё же не бил её.
Значит, та женщина сказала правду. И дядя Андрей, которому она только что звонила — тоже. Он действительно очень обрадовался, но потом долго не хотел говорить ей неприятные вещи про отца. Лишь тогда, когда Даша начала выкладывать всё, что узнала, Андрей подтвердил её сбивчивый рассказ короткими «угу-угу».
— Ты ещё дубинкой меня ударь! — она постаралась презрительно скривить губы. — А потом застрели, как её!
— Ты что несёшь, дура? — это взвизгнула мать. — Не смей так с отцом разговаривать!
— Мам, а он что, тебе не говорил?
— Хватит! — рявкнул Кресов командирским тоном. — Да, я стрелял в неё! Потому что она оказала сопротивление при задержании! Она была вооружена!
Сошлись Виталий Андреевич на приказ Семихина — может, всё и обошлось бы. Но стандартные ментовские отмазки стали его роковой ошибкой, поскольку Даша уже знала, как всё было на самом деле. «Даже приказом не пытается прикрыться! Значит, всё понимает и потому так неумело врёт. Значит, ему даже не приказ дороже всего, а своя карьера под крылышком у Семихина».
— Папа, не надо, а? Тебе же дядя Игорь приказал. А потом вы с неё украшения…
— Вот именно — при-ка-зал! — отец вновь почувствовал себя в родной стихии. — В армию бы тебя, чтоб знала, что такое приказ! Небось умников в своём универе наслушалась! «Заведомо преступный, заведомо преступный…» — он попытался передразнить воображаемого «умника». Не нашего ума дело, мы люди маленькие! Поняла? Повтори!
— Мы люди маленькие. Мы без приказа ни шагу. Батяня комбат, напишите бумажку с подписью! — издевательским тоном отрапортовала Даша. — Я теперь знаю, что вы с дядей Андреем не поделили.
— Так это Андрей тебе рассказал! — взревел Кресов. — С-сука! Мы ему, понимаешь, убийцы, а он чистенький! Ну и где он теперь, этот Андрей?
— В банке работает. Инкассатором.
— Вот именно — в банке каком-то сраном! Да я могу в любой банк ворваться и всех мордой на пол положить! Вместе с твоим Андреем!
О Господи! Она и представить себе не могла,
— Папа! Дядя Андрей хороший! А вы его выгнали! Чтобы остались только такие, как ты и дядя Гена! Сегодня ты эту Ольгу убил, а завтра такой же «маленький человек» убьёт меня? Фашисты вы с твоим дядей Игорем! — последние слова Даша выкрикивала, уже захлопывая за собой дверь.
— Дарья! Стой!..
Подготовка у прапорщика Кресова всё же была на уровне. Влезть в ботинки, зашнуровать их, набросить форменную куртку, открыть дверь — не больше десяти секунд. Догнать эту маленькую дрянь! Выдрать! И запереть дома, никакого ей больше образования! Ишь, умная нашлась — отца фашистом честит, милицию не уважает, приказ для неё пустое место… Он был простым мужиком, и его мир, такой железобетонно-правильный и неуязвимый снаружи, не выдержал несильного удара изнутри — самого обычного юношеского бунта. Ибо все приказы и инструкции, подробно расписывающие, как разгонять восстания юности, обходили стороной ситуацию, когда юность в количестве одной штуки восстаёт в твоём собственном доме.
Может быть, Виталий Андреевич и догнал бы непокорную дочь.
Однако тремя пролётами ниже он чуть не наступил в кучу. Куча ошалело хлопала глазами и представляла собой стёкшую по стене на пол соседку породы «домовая активистка».
— Вита-алий Андреич! — заверещала соседка, поднимаясь с пола. — Что ваша девочка себе позволяет? Я ей говорю — «остановись, тебя отец зовёт», а она меня — в стенку! И обзывается ещё!
Вбитая в прапорщика «почтительность к старшим» вышла ему боком.
Отделаться от пожилой дамы он смог только через полминуты и увидел, выбежав из подъезда, лишь удаляющиеся габариты машины.
* * *
Хорошо было Стражу Вихрей и Лесной Сестре! Один, похоже, стал другом измученного Алексея. Другая — подругой закомплексованной Даши. Они могли позволить себе быть до конца искренними — как-никак говорили с друзьями.
А ему, Стражу Драконов, придётся говорить с врагом.
Да ещё напялив милицейскую форму.
Но по-другому Дашиного отца не разговоришь — с гражданским тот откровенничать не будет, а с военным ещё и подраться может в таком состоянии. Значит, прапорщик милиции. Офицер для таких, как этот Кресов — «умник», а на сержанта прапорщик будет смотреть сверху вниз.
Он спокойно проводил взглядом выбежавшую из дома растрёпанную девушку. Затем — увозящую её машину Лесной Сестры. И зашагал мимо подъезда, как бы случайно становясь между дверью и отъезжающей машиной. Мало ли, вдруг Кресов умудрится каким-то чудом номер разглядеть!
Не умудрился. Со вспыхнувшей надеждой на лице подбежал к «коллеге»:
— Номер, номер не запомнил?
— Этой машины, что ли? Не, не заметил. А что?
— Дочка, дочка там!
— Твоя дочка? — Страж Драконов решил разыгрывать типаж туповатого пофигиста.