Миражи таёжного озера
Шрифт:
— Проснулся оттого, что половицы скрипят, — продолжили дед Миша, присаживаясь в кресло. — Думаю что это? Ребята то уехали, ты спишь, а звуки? Звуки то сами по себе не появляются. Вот вышел, а тебя и нет! Думаю, неужели опять?
Дед Миша замолчал и, нахмурившись, осмотрел профессора.
— С тобой, Веня все хорошо? Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Ты мне лучше ответь, где молодежь? И что тут собственно произошло? А то смотришь на меня как на прокаженного!
— А ты что, совсем ничего не помнишь? — дед Миша вновь перешел на шепот. Приблизил свое лицо. —
— Забирала? Как?
— Ну! Кажись, не помнишь? Ну не совсем она, а те, что вместе с ней приходят.
— Нет, не помню, но то, что вернуться меня заставила, это точно. Я по ее голосу и пришел.
— Откуда? — вытаращился дед.
— Из райского сада, — горько усмехнулся Христофоров. — Черт его знает, откуда! Где дети?
— Дети-то? Разъехались еще утром — Ева в общину, Митя на полигон, — дед Миша заговорчески подмигнул и закивал головой. — Вот, просили передать, если ты вдруг «вернешься».
— Что это?
Христофоров взял протянутый сверток. Развернув, увидел план полигона, заметки и сразу же понял что это.
— Значит, Ева все выяснила. — Закивал он головой, задумавшись. — Теперь мне понятно, куда они отправились. Так что же я сижу!? Мне необходимо помочь им!
Вениамин Борисович подскочил на ноги, возбужденно махнул рукой и собрался уходить.
— Остановись, Веня! Куда ты? — преградил ему путь дед Миша. — Ночь на дворе, да и не догнать тебе их.
— Но…, — Христофоров послушно сел, нахмурился, сдвигая брови к переносице. — Как быть?
— Для начала успокойся, а я чайку заварю. Выпьешь?
— Да, — профессор отрешенно кивнул. — Горячего чайку не помешает.
Дед Миша отправился на кухню ставить чайник, а Христофоров тем временем пересел в кресло поближе к свету и принялся изучать документы. Все их догадки подтвердились — об этом говорили записи из архива.
Действительно в начале восьмидесятых годов при строительстве штаба в одном из коллекторов были обнаружены останки ребенка, об этом ясно свидетельствовали записи, только одно обстоятельство так и осталось не разгаданным — толи останки извлекли и кремировали, толи оставили в колодце. В документах пояснялось лишь то, что строители, работавшие в то время на полигоне, не обременили себя работой по извлечению.
— А что же произошло после, когда этот факт стал известен? — спросил Христофоров и зашелестел бумагами, пытаясь найти ответ.
Анализ и изучение архивных документов ничего не дал.
Христофоров повернулся на звук открывающейся двери — гостеприимный хозяин дома держал в руках поднос с чашками. Профессор отложил бумаги, убрал со столика лишние вещи, освободив место для подноса. Теперь уже дед Миша сел на кровать напротив гостя, придвинул ему одну из чашек с напитком.
Вениамин Борисович осторожно отхлебнул горячего чаю и почувствовал вкус мяты.
— Хорош чаек! — он одобряюще кивнул.
— Хорош, — согласился дед Миша, откусывая кусок от румяной булки. — Это у вас там, в городе не пьют такой чай, с мятой, с травами, травятся только новыми продуктами, химикатами сплошными. Угощайся, — он придвинул тарелку
— Спасибо, пожалуй, съем.
Христофоров пил чай с мятой, ел булку, а в голове крутилась одна и та же мысль, что не просто так он слышал её голос, стало быть, необходимо действовать.
— Слушай, Миш, — сказал он после продолжительной паузы, — ну не могу я так! Я должен, просто обязан быть там — с ними. Подбрось до полпути, а?
Дед Миша внимательно посмотрел на товарища. Вид у Христофорова был серьезный, настрой решительный, а стало быть — не передумает.
— Подбросить? Да где ж ты искать их будешь? Морок этой ночью таёжными землями правит. Не боишься, что только усугубишь всё? Галина хоть и старая, но дело свое знает. Вся община ей в эту ночь помогает. Заговоры и молитвы в каждом доме шепчут. Весь лес гудит. Не слышишь что ли? Живые против мертвых.
— Галина? Кто это? Что значит живые против…
— Ой! — дед Миша махнул рукой. — Ты не кипятись. Она Еву в их мир отправила. Да заговорила, чтоб вернулась. А Митька ваш уже и сам одной ногой там, на погост пошел. Чувствую. Да только помешать я не могу. Всё идет, как должно быть.
— Нет, — решительно мотнул головой Христофоров. — Я помогу, я должен!
— Ну, раз должен, тогда и вопросов нет! — развел руки в стороны дед, вдруг сдаваясь. — Понимаю, что не усидеть тебе. Пойду трактор заводить, только вот Дусю предупрежу сначала, а то перепугается от его рева с просони то.
Христофоров молча, кивнул и, когда дверь за дедом закрылась, нашарил в кармане таблетки, положил одну под язык. Нервы ни к черту, да и сердце больное.
Пока дед Миша возился во дворе с трактором, профессор думал. Думал о том, где искать этот полигон в ночи, думал о том, как вести себя, когда найдет.
До озера доедим, а там будь что будет, уж Катенька то меня не бросит, покажет путь, решил Христофоров.
Ожидание затягивалось, трактор еще не завели. Профессор завернул документы обратно в сверток и спрятал их под половик. Так, продолжил он размышлять, значит, мальчика нашли, тогда все сходится, Катенька именно в то время и появилась. Взбунтовалась ее душа, воспротивилась! Столько лет при жизни не могла она достойно похоронить сына и после смерти не нашла ее душа себе места на небе, не уединилась, продолжала мучиться без дитя своего. И вот, ребеночка нашли и не достали, не захоронили, да хоть бы кремировали, и прах его развеяли по ветру. Нет же, оставили, да еще и плитой накрыли — как было. Миражи смерти — дело рук самих людей. А точнее нелюдей.
Вениамин Борисович сидел в кресле и раскачивался из стороны в сторону, невидящие глаза застилала пелена слез, а губы беспрестанно шептали еле слышимые слова. В таком виде и застал его дед Миша.
— Веня? — он легонько толкнул его. — Ты меня слышишь? Что с тобой?
— А? что? — подпрыгнул на месте Христофоров, схватился за голову. — Задумался я.
Он неловко посмотрел на товарища, достал из кармана платок, промокнул глаза.
— Завел? — спросил он, услышав звук работающего трактора. — Поехали, я готов.