Миражи таёжного озера
Шрифт:
— Ты должна меня благодарить — твоя смерть будет легкой, совсем не такой страшной и мучительной, как у других — кто лез не в свое дело. — Никита облизнул пересохшие губы. — Хотя у тебя был шанс стать моей, но ты решила разменяться на этого кретина.
Его глаза нездорово засветились, лицо исказилось гримасой.
Ева закрыла глаза, чтобы не видеть этого ненавистного лица и почувствовала его горячие липкие губы на своих губах. Это стало решающим моментом, и Ева резко дернулась вперед, сгибая ногу в колене. Она надеялась попасть ему в пах, но Никита быстро и ловко
Ева попробовала набрать в легкие воздуха, но пальцы бывшего напарника вновь сплелись вокруг шеи, сжимая с такой силой, что послышался хруст.
Ева попыталась вдохнуть, но ничего не получалось. Она чувствовала, как начало гореть ее лицо. В ушах заложило и теперь, она не слышала ничего, кроме биения собственного сердца. Перед глазами поплыли картинки: она видела озлобленное лицо матери, одновременно ухмыляющееся и смеющееся, словно та радовалась ее концу, видела лицо Степана, умирающего на диване в гостиничном номере, видела себя жестокую и циничную со стороны, а Котин тем временем продолжал что-то кричать, разбрызгивая слюни. Ева в последний раз увидела его искривленное злобой лицо и провалилась в темноту.
Глава 38
Митя сидел на кухне за столом и уже почти десять минут пил чай — цедил по капельки. Голова безумно болела, давило на виски и глаза.
Ева ушла, а он как баран позволил ей это сделать. Прошло три часа, даже чуть больше, а он так и не решил что делать — искать общину или ждать на полигоне? Да и как она выберется, если этот проход все-таки есть? Там же всё затоплено! Уж лучше бы он смотался в город за снаряжением! Но был и второй вариант, на который он возлагал надежды…
Митя вновь сделал глоток чая и понял, что тот уже совсем остыл. Отодвинул от себя кружку и посмотрел в окно — баба Дуся топталась около колодца, набирая ведро воды. По дороге шли волонтеры в ярких жилетках и опрашивали сельчан — поиски пропавшего начались.
— Ну, как ты? — послышался голос дед Миши, что зашел на кухню. — Может, поешь чего? С самого утра ведь крошки в рот не положил.
— Нет, спасибо, — он отрицательно мотнул головой. — Не хочется совсем. Как Вениамин Борисович? Он пришел в себя?
— Нет. Лежит в комнате, вроде спит. Все время разговаривает с кем-то. Тяжело ему — горит весь, жар у него. Бесовщину эту так просто не прогонишь. Ну, ничего, Галина вроде сделала что-то. А она раньше сильная очень была.
Митя вздохнул и вновь посмотрел в окно. Бабы Дуси уже не было, как и волонтёров.
— Как там моя Ева? — прошептал Митя, вздохнув. — Сердце не на месте. Если с ней что-нибудь случится — никогда себе не прощу. А вы знаете, мы ведь давно знакомы.
— Даже так? — дед Миша удивился искренне.
— Мы на море познакомились. Она с интерната приезжала по протекции главных. С ней еще две девчонки рыжих были, близняшки. Вот тогда-то я и влюбился.
— Рыжих, говоришь?
— Ага. — Перед глазами Мити даже
— Знаю таких, — Дед сощурился. — Точнее знал. То дочки Галины и были. Только они мертвы давно.
— Как это? Серьезно? А что случилось?
— Да был у нас тут маньяк! — дед мотнул головой, — кого у нас тут только не было! Так вот он и порешил их. С озера увел, надругался, да закопал.
Митя медленно выдохнул. Крики бесноватого об Евином отце сменили в голове звук прибоя. На смену морского бриза пришел запах жженых листьев и костра.
— В начале лета случилось. Им по тринадцать лет было. А через месяц Ева на море укатила по их путевке. Галина сама выбирала, кому место отдать.
По спине прошелся ледяной холод.
— А вы откуда знаете? — Митя нахмурился, стараясь не выдавать своего волнения.
— Да знаю. Все об этом здесь знают.
— Но рыжие были в Ялте. Я лично их видел.
— Да не было их. Морок то. Ева была одна.
Дед Миша замолчал, буравя его темным нечитаемым взглядом. Митя моргнул, прерывая зрительный контакт.
— ничего не понятно, но ладно, — усмехнулся. Отвернулся к окну как можно спокойнее, мышцы же загудели от напряжения.
— Да всё сладится! — улыбнулся дед, снова становясь прежним. — Она велела не ходить за ней, мало ли чего! Так вот сиди и жди, поешь лучше!
— Не могу, ком в горле!
— А я чаю выпью, — дед Миша зажег газ и поставил чайник на конфорку. — Составишь компанию?
— Да, — Митя поставил ближе свою кружку. — Вот чай допью и на полигон пойду. Ева машину забрала, может ваш трактор сгодится?
— Не могу из дома уйти. Сынка вернулся, сам пойми. А ты с такой машиной не справишься, боюсь. Да и затоплено там все, сам говорил!
— Затоплено, да. Но лес помог в тот раз, надеюсь и сегодня всё так же выйдет. Значит, пройдусь пешком. — Митя не стал говорить, что в его планах всё так и было: сначала старый погост, затем заброшенный полигон.
После его вдруг открывшейся осведомленности, доверять ему не стоит. Точно так же, как и старой Галине. Если она знала, чья Ева дочь — при условии, что все что говорил бесноватый — правда, то зачем выбрала Еву для поездки на море? Чтобы что?
Поболтав еще ни о чем существенном минут десять, Митя поблагодарил за гостеприимство и торопливо засобирался в путь.
Никита трепал ее как куклу. Рычал, кусал, сжимал пальцами каждый сантиметр ее тела. И его голос, и рык совсем не походили на человеческий.
Ева, все еще находясь в полуобморочном состоянии, вяло сопротивлялась, когда он потащил ее куда-то из комнаты. Но не в тот коридор, из которого она пришла, потому что воды здесь становилось все больше.
Открыв глаза, она сквозь темноту все же видела, как за ними следуют тени — белесые и вытянутые, одна за другой они нагоняли их и тянули тонкие пальцы к её бедрам, а точнее к одному из карманов. Ева скосила глаза, безвольно повиснув на Котине, который нес её куда-то вниз, и увидела, как её карман светится. Фигурка зверя — она поняла по светящимся очертаниям.