Миражи таёжного озера

Хиж Ксения

— Вениамин Борисович! — Митя осторожно опустил мешок на землю, обнял Христофорова.

— Я ждал вас, — отозвался тот слегка дрожащим голосом. — Я безумно переживал, что не могу вам ничем помочь. Все получилось? Где Ева?

— Останки здесь, — ответил Митя. — Но Ева… Она там, одна...

Ева видела, прижавшись лицом к шершавой березе маленького мальчонку, что стоял у Митиных ног и испуганно озирался по сторонам. Но живые не могли этого видеть.

Пока мужчины вели беседу, Ева села на землю, пытаясь отдышаться. Волнение до дрожи в коленях вдруг нашло на нее,

дыхание затруднилось. Она совсем не слышала, о чем беседуют Христофоров с Дмитрием, ей было не до этого. Стук в ушах ее собственного сердца заглушал любые звуки, доносящиеся до нее. но сердце стучит, а значит не все потеряно…

Неистовый ветер верещал в тандеме с биением ее сердца. Он гудел, остервенело хватал за волосы, трепал одежду, так и, норовя стянуть.

Ева смотрела на кресты и надгробия, безмолвно стоящие здесь на протяжении многих лет и ощущала на себе пристальный взгляд усопших. Она теперь с ними наравне и это ей совсем не нравилось.

Она поднялась, когда Митя заработал лопатой и вскоре вырыл неглубокую могилу. В эту минуту все ощущали одно и то же чувство — облегчение и понимание того, что все плохое позади, и вот-вот навсегда останется в прошлом.

Митя поднял с земли мешок, подошел к выкопанной могиле, и аккуратно опустил его на дно, поднялся с земли. Одновременно с профессором взялся за лопату. Как только первая горсть рыхлой земли упала на останки, ветер взбунтовался, завыл с новой силой.

Вениамин Борисович замер, лопата выпала из ослабевших рук. Он уже слышал раньше этот плач ветра, знал, что за ним последует. Ветер тем временем не просто завывал, он скулил, бесновался, поднимал к небу вихри желтых листьев, пыли и веток.

Ева зажмурилась, закрыла ладонями лицо. Пыль, поднятая в воздух, слепила глаза, щекотала нос, покалывала кожу. Она вновь открыла их, только когда почувствовала, что ветер стихает, а на смену ему приходят голоса. Это были голоса женщин, слившиеся в красивом скорбном пении.

На иссини черном небе вдруг появился месяц и звезды, за погостом — деревня.

Женщины в черных платьях подошли к могиле, затянули грустную песню, по очереди кидая на останки горсть земли. Митю, дед Мишу и Христофорова они как будто не видели, проходили мимо, рядом, но даже не смотрели на них. Но на нее взгляд бросали и это ей совсем не нравилось.

И вот, самой последней подошла молодая рыжеволосая женщина. Она села на колени рядом уже с закопанной могилой, упала лицом в разрыхленную землю и заплакала. Из ее груди, из самого сердца вырвался крик. Ее тело содрогалось, пальцы рук утопали в земле, судорожно сжимая ее комья.

То, что эта женщина и есть Катенька, Ева не сомневалась.

Катерина продолжала плакать, женщины продолжали петь. Когда их скорбная песнь закончилась, они молча, не спеша, пошли обратно, так же, не обращая никакого внимания на посторонних. Ева посмотрела им вслед. Они шли по узкой дороге в сторону деревни. Несмотря на то, что темная ночь поглотила все вокруг, Ева видела дома, очертания заборов. Это была деревня, дом Катеньки, ее время, ее ночь, ее мир. Да и старое заброшенное кладбище сейчас не являлось таковым:

ухоженные могилы, новые оградки. Ева чувствовала, что тревога и страх ушли, осталась лишь скорбь. А еще она ощущала себя здесь своей.

— Спасибо. — Митя и Христофоров вздрогнули, услышав слабый голос Катеньки.

Она продолжала подрагивать плечами, из красивых голубых глаз текли слезы, но тем не менее, она смогла улыбнуться, поднялась с земли.

— Моя душа наконец-то спокойна. Теперь я всегда буду со своим сыном.

Она вновь заплакала, прикрывая ладонью глаза, Христофоров тут же метнулся к ней, обнимая. Он что-то шептал ей на ухо, а она кивала головой.

— Простите за все, — не отходя от профессора, проговорила Катенька. — Я причинила людям много боли, но я не в силах ничего вернуть. Злость и жажда мести, боль, отчаянье захватили мою душу в плен, я мучалась и страдала, так же как и вы. Но теперь я ухожу, оставляя это место в покое. Ступайте и вы.

Катенька в последний раз взглянула на них, отошла от Христофорова и вновь села у могилы. Ее длинные распущенные волосы заслонили лицо, ладони гладили холодную землю.

Кладбище вновь окутал серо-белый туман. Темнота смыкалась, месяц со своей звездной свитой скрылся за синими облаками.

— Вениамин Борисович! Идемте! — сказал Митя, торопясь вернуться к телу Евы.

Но профессор лишь отрицательно замотал головой.

— Я столько лет жил мыслями только о ней. Винил, корил себя за беспомощность, берег в себе чувство любви.

— Какой любви? О чем вы?! — воскликнул Митя, сделал шаг к нему.

— Уже больше сорока лет Катенька живет в моем сердце. — Христофоров виновато опустил голову, его глаза стали влажными. — Я останусь с ней. Мне будет хорошо здесь.

— Нет! Вы с ума сошли?! — взревел Митя.

И сделал шаг в его сторону, но сколько бы он не шел, Христофоров неизбежно отдалялся.

— Митя! — окликнул его дед Миша. — Мираж исчезает, они уходят!

Митя остановился. Христофоров стоял напротив него и улыбался. Потом он вытащил из кармана фигуру зверя и бросил к его ногам.

— Думаю, это вам пригодится!

Вскоре рядом с ним появилась и Катенька. Они обнялись, и в глазах обоих отразилась любовь.

— Не переживай, я давно этого хотел, — произнес Христофоров, прижимая Катеньку к себе. — Что мне старому делать в вашем мире? Если я мысленно давно уже здесь? Спаси Еву и желаю вам счастья. Вы навсегда останетесь в моем сердце.

— Мам, смотри какой цветок! — прокричал розовощекий мальчик.

Мальчонка подбежал к ним, обнял Вениамина за ногу, протянул Катерине цветок.

— Иди к нам! — позвал его Веня, схватил смеющегося мальчишку на руки…И из старика он вдруг превратился в молодого Вениамина, которым был, когда впервые ее увидел. Она обняла его за плечи, и мираж растворился в тумане.

— Где Влад?! — прокричал Митя и обреченно уронил голову.

Ева потрясенно закусила губы и метнулась обратно к своему телу. Зрелище не для слабонервных! Спустя десть минут появился запыхавшийся Митя. Он поднял ее с земли, уложив к себе на колени и, припал губами к лицу.