Миражи

Баррет Мария

Он дотронулся до отметины на запястье.

– Это сделал он?

Она покачала головой.

– Нет. Единственное, что он оставил, – это любовь. Но, оказывается, она болит сильнее всего.

– А он знает об этом?

– Зачем? Впрочем, он, конечно, знал. Все дело в том, что я оказалась для него неподходящей парой.

Она сказала это так просто, так по-детски наивно, что Дейву захотелось обнять ее как ребенка.

– Может быть, если бы я изменилась, он не оставил бы меня.

– Что ты говоришь, Фрэнки! – Он поцеловал ей руку. – Ты замечательная, лучше не бывает. А скоро, моя дорогая Франческа, ты станешь настоящей звездой, так

ярко засияешь, что всех ослепишь своим светом. – Он улыбнулся. – Пройдет несколько недель, я буду смотреть на тебя снизу вверх, и ты осыпешь меня звездной пылью.

Наконец-то ему удалось вызвать у нее улыбку.

– Спасибо тебе, Дейв.

Он пожал плечами.

– Не за что.

– За… – Ей хотелось сказать: за то, что дал мне понять, что не все в нашей власти и не все я могу изменить в своей жизни. Но пока ей трудно было это выговорить.

– За то, что ты – это ты, – договорила она и, рассмеявшись на уморительную рожу, которую он при этом скорчил, добавила: – Ты мне здорово помог, честное слово!

24

Последние дни перед открытием Недели моды пролетали стремительно, и пророчество Дейва относительно звездного будущего Франчески начинало казаться все более реальным. Она действительно имела все шансы стать настоящей звездой. Это замечали все: коллекция, которая создавалась общим трудом, была самой лучшей за все время существования фирмы Дэвида Йейтса, а присущее Франческе чувство цвета, фактуры ткани и стиля выдавало в ней истинного художника. Она была единственной, кто не придавал этому никакого значения.

Начиналась непосредственная подготовка к показу, и обстановка в студии накалялась день ото дня. Джон пригласил самого лучшего фотографа, который сделал потрясающие снимки. были составлены пресс-релизы, а Франческа с Дейвом сфотографировались вместе на обложку каталога. На фотографии оба весело смеялись и казались прекрасной парой, красивой и будто созданной друг для друга. Казалось, коллекция Кэмерон—Йейтса обречена на успех.

Таково было общее мнение и, похоже, никто не собирался его опровергать. Джон получил деньги с помощью Ричарда Брэчена, правда, в обмен на 25 процентов акций фирмы Дэвида Йейтса – по мнению Джона, это было многовато, но возражений не последовало, и вообще деваться было некуда, без этих денег они бы попросту погорели. Кроме того, Ричард все так хорошо организовал, что Джону почти ничего не пришлось делать, только предоставить юридическую сторону сделки в ведение Ричарда и подписать документ, где стояла галочка, не обращая внимания на то, что было напечатано мелким шрифтом.

Имея и без того много хлопот по подготовке к показу коллекции, Джон был рад спихнуть с себя хотя бы часть дел на человека, которому мог доверять.

Для Франчески дни, прошедшие после вечера у Дейва, пролетели в мгновение ока, и в лихорадке работы, в обмене мнениями и доверительных беседах она потихоньку справилась с чувством стыда и смущения, а потом, к своему удивлению, обнаружила, что они стали гораздо ближе друг другу. Физическое влечение не пропало, но теперь они знали, что с ним делать. Дейв знал, что Франческе нужно нечто большее, чем он может ей дать, что он ей, в сущности, не пара. От этого он не переставал ее обожать. Видя ее любовь и уважение к Джону, он втайне надеялся, что вдруг так случится, что в один прекрасный день такие же чувства она станет испытывать и по отношению к нему.

Наконец

наступило утро отъезда в Лондон. В студии Дэвида Йейтса царила предотъездная лихорадка. В комнате не осталось ни единого свободного сантиметра – все кругом было завалено стопками одежды, картонками с обувью и шляпами, коробками с бижутерией, а сотрудники студии суетились, сновали среди этой неразберихи и ужасно нервничали, как и полагается накануне ответственного события.

Франческа сидела с Дейвом на кожаном диване и следила за всей этой каруселью, а Дейв знакомил ее с графиком завтрашних встреч с журналистами. Он объяснял, с кем ей предстоит разговаривать, каких вопросов от кого ожидать, а главное – что на них отвечать. Она послушно кивала и делала какие-то реплики, но голова ее была занята коллекцией – она провожала глазами каждую вещь, смотрела, хорошо ли упаковано платье, те ли аксессуары к нему приложены. Ее мало интересовала рекламная сторона Недели высокой моды, ей лишь хотелось показать и распродать свою коллекцию, а потом как можно скорее приняться за новую. У нее просто руки чесались вновь взяться за набоечную доску.

Дейв похлопал ее по ноге и вывел из задумчивости.

– Ты что – не слушаешь?

Она рассеянно улыбнулась.

– Сказать по правде – нет.

– Нам по графику выпало первыми давать интервью самым важным персонам, и тебе, крошка, нелишне знать, как следует общаться с этой публикой. У тебя даже не будет времени порепетировать на мелкой сошке – на тебя сразу накинутся акулы пера. Так что тебе надо быть абсолютно безупречной в ответах. Нельзя позволить им сделать из нас отбивную, Фрэнки. Усекла?

Она еще никогда не видела его таким серьезным и сосредоточенным. Это заставило ее переключиться.

– Извини, – сказала она. – Так что нам говорить?

– У меня здесь все записано, повторяю еще раз, а ты навостри ушки. Вот этот хлыщ из «Фэшн ревью» ужасно амбициозный и просто сукин сын. Он попытается прочесать тебя вдоль и поперек, так что запоминай, что ему скажешь.

– Я вся внимание!

Дейв второй раз прошелся по вопросам и, увидев, как точно реагирует Франческа, немного успокоился. После тренажа она будет столь же неотразима в интервью, сколь и по внешности, а уж Дейв, как и другие модельеры, хорошо знал, насколько важно для карьеры стать фаворитом журналистской братии.

К обеду почти вся коллекция была упакована, и студия выглядела пустой, только там и тут валялись обрывки упаковочной бумаги, полиэтиленовые пакеты, лоскуты ткани и прочие следы завершающего этапа работы. Эвлин и Черри свою часть трудов кончили, подгонять и подшивать больше было нечего, и только Тилли еще хлопотала, следя за тем, как грузчики спускают вниз и складывают в фургон развешанную на кронштейнах и тщательно запакованную одежду.

Элейн ждала, пока все разойдутся, чтобы навести порядок в опустевшей студии.

В половине первого Джон велел собраться всем вместе.

Он должен был отправляться в Лондон двухчасовым поездом с Центрального вокзала, с Франческой и Дейвом, но сначала хотел устроить нечто вроде собрания. Все сели – кто на диван, кто на стулья рядом, Джон выключил радио и принес из своего отсека какую-то папку. Идея, которую он собирался обнародовать, была заранее обговорена с Дейвом.

– Все собрались? – Джон поочередно оглядел присутствующих: Тилли, Эвлин, Черри, Элейн, Франческу и Дейва. – Хорошо, – сказал он, испытав мимолетное чувство гордости за свою команду.