Миражи
Шрифт:
Он не понимал, что с ним творится. Все потеряло для него свой смысл, кроме Франчески. В голове было пусто, Пенни перестала для него существовать, он совсем забыл о ней. Только Франческа стояла перед глазами. Стоило прикрыть веки, и он видел Франческу.
Как глупо с его стороны было надеяться, что он сможет снова войти в ее жизнь, ожидать, что она все простит и будет любить его без слова упрека, без гнева, будто ничего не случилось. Глупо было даже предполагать, что она сможет его понять. Господи, да он сам вряд ли понимал себя! Чего ради он отказался от нее? Ради Маргарет и
Он закрыл лицо руками и стал думать о том, что он решил сделать. Ему надо убедить ее, доказать, что только она нужна ему, и ничего больше. Разве это не справедливая мена – кусок всей прожитой им жизни за будущее Франчески? И если у него получится осуществить эту идею, тогда она должна понять, что он действительно бесконечно предан ей.
Патрик пролистал записную книжку, нашел номер телефона старого школьного приятеля и набрал цифры кенсингтонской подстанции. Трубку сняла Сузи.
– Алло, Сузи? Это Патрик Девлин.
– Пэдди? Как дела?
– Отлично, а у тебя?
– Все в порядке. Я прочла в газете, что ты ухлестываешь за сестрицей Ричарда Брэчена. Она правда такая богачка, как сплетничают?
– Ни за кем я не ухлестываю, Сузи. – Разговор принимал совсем не тот оборот, какой ему хотелось. Патрику пришлось перекричать Сузи. – Это все Маргарет придумала. – И добавил: – Скоро этому конец. Скажи, а Оливер дома?
– Да, конечно. – Она обиженно умолкла. Обычно Патрик не отказывался посплетничать с ней. – Передаю ему трубку. До свидания, Пэдди.
– Спасибо. До свидания. – Он подождал, пока трубку возьмет Оливер Пирс. – Оли, привет, это Патрик.
– Рад слышать тебя, Патрик. Как поживаешь?
– Отлично. А ты?… Хорошо. Послушай, Оли, я, собственно, звоню по делу.
– И что за дело?
– Связанное с твоей газетой. Мне на днях звонила одна твоя редакторша, просила дать интервью, «эксклюзив», как она выразилась. Я отказался, но вот теперь передумал.
– Вот как. – Оливер Пирс улыбнулся. – Я полагаю, ты не стал бы мне звонить, только чтобы сообщить эту приятную весть. Мог бы поговорить непосредственно с ней.
– Ну конечно. Видишь ли, то, что я собираюсь сказать, это такая штука… сенсационная, поэтому я хотел бы получить кое-что взамен.
– А, понятно. А чего же такого сенсационного ты собираешься нам поведать, Патрик? Строго конфиденциально, конечно.
– Речь идет о любовной связи. Моей связи.
– С Пенни Брэчен?
– Нет, не с Пенни. С одной молодой женщиной, дизайнером.
– О, а поподробней нельзя узнать? Похоже, это правда тянет на сенсацию!
– Я же говорил. Но о деталях умолчу, пока не договоримся об условиях.
– Ладно, Пэдди. Считай, что подцепил меня на крючок. Называй цену.
– Дело не в деньгах, Оли. Мне нужна от тебя одна услуга. Я хочу, чтобы в прессе появились отклики на презентацию коллекции этой девушки в «Олимпии».
– И это все? А ты не слишком дешево себя продаешь? Неужто твоя история стоит нескольких газетных заметок?
– Речь идет не просто о заметках. Мне нужны хорошие отзывы. У тебя
Оливер Пирс фыркнул.
– Уймись, Пэдди! Отклики я могу организовать… скорее всего, но обеспечить хорошее мнение… Это невозможно! Этого я гарантировать не могу, тем более на страницах чужих газет. Это неразумное требование. Извини.
– Ладно. Согласен на отклик. Но во всех изданиях.
– И?
– И это все. Больше я ничего не прошу. Значит, договорились?
Оливер взглянул на часы. Шел уже двенадцатый час, но, черт побери, предложение было весьма заманчивое.
– Пэдди, я пока не могу сказать наверняка. Может, встретимся ненадолго в палате, поболтаем минут двадцать? Мне все-таки хочется разузнать кое-какие подробности.
Патрик заколебался. А, впрочем, подумалось ему, что он теряет? Все равно без нее ему ничего не нужно.
– Ладно, – ответил он. – Двадцать минут.
И повесил трубку.
Вставая, он нащупал в кармане бумажник и решил зайти в бар выпить. Но не успел дойти до двери, как раздался телефонный звонок. Он знал, что это звонит Маргарет – она всегда звонила поздно вечером, и не стал снимать трубку, дожидаясь, когда сработает автоответчик.
Услышав свой голос, он заторопился к двери. Ему не хотелось разговаривать с сестрой и даже не хотелось слышать ее голос. Во всяком случае, теперь, когда он принял решение, которое ее сильно расстроит. Он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Я должен это сделать, говорил он себе, должен. Любовь заполнила его целиком, и ему было все равно, как скажутся его поступки на других.
25
Утром следующего дня Джон спустился в вестибюль отеля и увидел там Франческу. Пробегая глазами список распоряжений для своей команды, он поднял голову и поймал глазами Франческу, выходившую из лифта.
– Один момент, мисс! – шутливо крикнул он, спеша ей навстречу. – Франческа! – Джон взял ее под руку. – Господи, что с тобой?
Она была смертельно бледной и выглядела так, будто всю ночь не смыкала глаз.
Франческа кивнула ему и выдавила улыбку. Ей не хотелось посвящать Джона в события прошедшего вечера, рассказывать о встрече с Патриком и о том, что это для нее значило: к чему волновать его, у него и так забот полон рот. Достаточно, что у нее голова шла кругом оттого, что все в ней всколыхнулось – прежняя боль, предательство и одиночество, но еще и загорелась искра радости, вспыхнувшая в момент, когда она увидела Патрика.
– Нервничаю немножко, вот и все, – ответила она Джону.
Он поцеловал ее в щеку.
– Все будет хорошо, – сказал он. – И ты будешь неотразима.
Он взял ее руки в свои. Ему самому было не по себе, но она еще больше нуждалась в поддержке.
– А теперь ступай позавтракай. Я сейчас покончу с делами и присоединюсь к тебе. Признайся все-таки, ты ничего себя чувствуешь?
Франческа размякла от его доброты и нежности и уже готова была сказать ему о том, как ей страшно и как потрясло ее свидание с Патриком. Но она лишь улыбнулась, на этот раз чуть оживленней, и сказала: