Миражи

Баррет Мария

Наконец она кивнула. Она была в таком смятении, что не знала, как себя вести, и проще всего было послушаться.

Он немного ослабил объятия и взглянул ей в лицо. Он знал это лицо очень хорошо; память о нем нисколько не поблекла за эти месяцы. Он тихонько взял ее за подбородок. Она вздрогнула.

– Я не хочу вспоминать то, что случилось, – ровным голосом сказала она. – По крайней мере сейчас.

– Хорошо. – Он боялся встретиться с ней глазами, в которых всегда можно было читать как по книге. – Может, вернемся в бар? – Он с трудом понимал, что происходит, ему

хотелось лишь одного – не выпускать ее из своих рук. Впервые за время разлуки он почувствовал себя вновь живым.

– Вернемся, – слабо проговорила она.

Они вошли в бар, он подвел ее к стойке. Патрик протянул руку Дейву.

– Патрик Девлин, – назвался он.

Дейв вздрогнул, услышав это имя.

Ну конечно, кто же еще это мог быть, конечно, это он.

– Дейв Йейтс, – ответил он, пристально вглядываясь в лицо Патрика.

Мужчины обменялись рукопожатием, но без всякой теплоты. Патрик повернулся к Франческе.

– Ты здесь живешь, Франческа?

– Нет, мы живем в Ньюкасле, – ответила она без всякого умысла, но Патрик подметил, что она сказала «мы», и его больно кольнуло в сердце.

– Мы с Фрэнки вместе работаем, – пояснил Дейв, заметив, как помрачнел бедняга Патрик. – Приехали в Лондон на Неделю высокой моды показывать свою коллекцию. Завтра должно произойти это знаменательное событие, если только кто-нибудь захочет бросить взгляд на дело наших рук.

– Понятно, – с явным облегчением отозвался Патрик. – А почему, собственно, вы в этом сомневаетесь?

– Возникла проблема с прессой. Я слегка наказал одного пронырливого хлыща из «Фэшн ревью», который вздумал учить меня жить, и он подбил своих устроить нам обструкцию. Говнюк долбаный!

Дейв прервал свой монолог, чтобы хлебнуть из стакана, и заметил, что Патрик почти не слушает его. Он ничего не видел вокруг, кроме Франчески.

– Ты работаешь в модном бизнесе?

Она, не глядя, кивнула. Ее смятение не проходило; сердце и разум работали вразнобой, и она никак не могла решить, кого ей слушаться.

– Это самая светлая личность среди женщин после Коко Шанель, – вмешался Дейв. Он понимал замешательство Франчески и ободряюще сжал ей руку. Вообще-то им пора было уходить, но этот Девлин выглядит таким несчастным. – И я не шучу, – продолжил Дейв, чтобы загладить неловкое молчание. – Вот почему я тревожусь за судьбу коллекции. Она, может быть, самая лучшая из всех, а из-за этих чертовых журналюг все труды того и гляди пойдут псу под хвост. Уж лучше бы мы сидели в Ньюкасле и не высовывались!

Дейв сам не заметил, как начал почти кричать, и кое-кто даже обернулся.

– Неужели этот ваш «говнюк» настолько влиятелен, что все пляшут под его дудку?

– Дело в том, что он считается знатоком. На Неделю высокой моды в Лондон съезжаются сотни модельеров, и каждый жаждет внимания прессы, и, к примеру, даже я, не последний человек в нашем деле, еще ни разу не удостаивался чести попасть в обзор Конрана или Кэтрин Хэмнет. Большинство журналистов сами ни фига в моде не смыслят и ловят информацию из уст посвященных. А самым авторитетным считается мнение нашего друга Эдди Марса.

– Вот

оно что! Теперь ясно.

– Если чертов Эдди Марс брякнет, что наша коллекция – хлам, никто даже плюнуть в нашу сторону не захочет. Мы даже еще не успели ни с кем, кроме него, встретиться, а теперь он не поленился всем объявить, что нечего на нас терять время. А эти писаки и рады – можно лишний раз не утруждаться. Нас списали со счетов. – Дейв щелкнул пальцами. – Вот так вот! Мода – дерьмовый бизнес, Патрик, сегодня ты на коне, а завтра весь в дерьме, забыт и никому не нужен. – Дейв отхлебнул пива, чтобы промочить пересохшее горло. – Извините, – спохватился он. – Я, может, сгустил краски, просто выпал чертовски неудачный день.

– Похоже, действительно вам не повезло. Не могу ли я чем помочь?

– Вряд ли. Вы ведь не журналист, нет?

– Нет. Я занимаюсь политикой.

Дейв заметил, как при этих словах Франческа напряглась.

– Я раньше медициной занимался, но позволил сестре уговорить меня влезть в политику. Появился такой шанс, и я им воспользовался. Но, верно, ошибся. Не нравится мне это дело.

Патрик говорил, обращаясь к Дейву, но слова его предназначались Франческе.

Дейв опять почувствовал себя лишним, будто присутствовал при чьем-то очень личном, очень интимном разговоре.

– Даже не знаю, как это все произошло, – продолжал Патрик. Он смотрел теперь прямо на Франческу, и она ответила ему взглядом. – Не знаю, что на меня нашло, какая дурь. С тех пор дня не прошло, чтобы я не сожалел об этом, да что там дня – ни единой секунды.

Франческа молчала. Патрику показалось, что она молчит целую вечность. Потом сказала:

– Дейв, давай уйдем. – Она произнесла эти слова каким-то детским голосом, высоким, задыхающимся. И добавила: – Пожалуйста.

– Да, правда, нам пора.

Дейв торопливо надел свой пиджак и подошел к табурету, на котором сидела Франческа. Кивнул Патрику – что он мог ему сказать? Патрик не сделал ни одного движения – чем он мог ее удержать?

Обняв Франческу за талию, Дейв повел ее к выходу. Она не смотрела в сторону Патрика и вся была напряжена, как струна. Когда они вышли за порог, она беспомощно приникла к Дейву, будто силы сразу оставили ее. Дейв покрепче обнял ее. Он думал, какой же сильной, мудрой и зрелой она была, совсем не по возрасту, но в иные минуты делалась похожей на ребенка. Вот как сейчас.

Они медленно двинулись в сторону отеля. Он не решался смотреть ей в лицо, как не осмелился напоследок посмотреть в глаза мужчины с окаменевшим лицом, который остался в баре. Он только чувствовал, как ее тело содрогается в беззвучных рыданиях, и думал, что никогда ему не понять этой необыкновенной женщины.

Патрик сидел в своем небольшом кабинете и с нетерпением ждал, когда же его коллега уберет бумаги в стол и уйдет. Его желание остаться одному было нестерпимым. Следя за движениями стрелки по циферблату, он пытался сосредоточиться на чем-то другом, а не на неотступной сердечной боли. Наконец коллега ушел, и он остался в полной пустоте.