Мириад островов
Шрифт:
Хорошо — спят все, кроме скромняги на часах. Галина мигом нацепила на себя все причиндалы… ох, повязка-то нестирана, поясница не умащена, и вообще затмение нашло.
По-пластунски добралась до своего шатра, отвернула полог. Воровски скользнула под него — и на коврик, на место, словно псина.
— Как долго, — пробормотала Орихалхо. — Удоволила младенца? В петлю больше не полезет? Ты извини, если что не так…
Галина не ответила — просто не знала, каким образом среагировать. Робко дотронулась до руки.
— Спи уж, работничек, —
После дня пути, уже, можно сказать, на подступах к восточной столице, Армени подошёл к Галине с самой торжественной миной из возможных.
— Сэниа Гали почтила меня соитием, — сказал он. — Поэтому я обязан ей отплатить. Они с сэнией Орихалхо занимаются фехтованием и прочими искусствами? Разумеется, наистаршая госпожа — мастер. Но она может лишь показать, отчасти передать, но не преподать науку оружия. Как и где обучать — её саму не учили. По воле судьбы я знаю кое-что из этого. Если госпожа стихий изволит стать со мной в дневную пару — я покажу.
Методика? Эти пацаны неплохо различают саму науку и методику её преподавания? Шок — отчего-то даже больший, чем в том, что касалось нетрадиционного и вообще секса.
Взяли дубинки, отошли чуть в сторону от того круга, что готовились вытоптать на лугу его азартные сородичи.
— Сэниа Орри показывала моей старшей подвижный овал защиты? Так вот, его надо не создавать, не очерчивать. А находить и навязывать удачное для тебя место тому, кто напротив. Вот как солнце в глаза.
— Снова слова.
— Да и нет. Вы с тёмной сэнией составили прочную пару, оттого её знание перетекает к вам без особых помех. Я и сэниа Гали — лишь частичная, временная пара, Но пока это помнят наши тела — можно и передать ощущение.
«Мистика».
— Арми, ты не можешь называть меня на «ты»? Чтобы не изворачиваться всякий раз.
— Тогда… Прошу, возьми меня за руку и следи, что говорит тебе моё тело.
Так они двинулись вдаль от дороги.
— Слушай мою кровь, — тихо сказал Арми. — Она скажет.
По мере того, как природа вокруг — отчего-то весьма быстро — становилась всё безлюдней, всё меньше пахла человеком, в пальцах девушки всё настойчивей возрастал ритмический зуд и некое гудение. Это было странно: рой незримых и бесплотных букашек забрался под кожу и играл там в свои игры. Юноша молчал, только однажды коротко кивнул ей: терпи.
Мелкая вибрация внедрялась под кожу, сотрясала мышцы, палила нервы. Лиственные краски вокруг — охра, бронза, ярь-медянка — зажигались внутренним огнём. Трава хрустела под ногами, как фантик пустой бутыли, утренний ледок на лужах лопался под подошвой с протяжным гулом. Галина чувствовала, что путается в образах и ощущениях, сходит с ума.
— Это хорошо. Скоро уже, — подбодрил юноша.
Внезапно мир натянулся до предела — лопнул — взорвался фейерверком вместе с болью.
И стал новым, протяжно чистым, звонко красочным. Влился в неё обратно чистой радостью.
— Здесь узел природных сил, — подтвердил Армени. — Небольшой, правда, но тебе хватит. За крупными охотятся строители крепостей и храмов, перебивают их друг у друга. Но мало кто умеет определять их прямо и точно. Улавливают побочные признаки…
— Косвенные, да. Места силы.
— Ты говоришь о том же более привычными тебе словами? Да, так. В следующий раз ты почуешь силу одна, без меня, и куда слабее. Но почуешь, как хороший зверь. Словно некий островок, убежище. Будет защищать тебя. Немного учить — как волчица натаскивает на добычу детёнышей.
«В точности как там. В анклаве рутенского рассказа. Арми что — его знает? Многие в Верте грамотны и читали, говорит Орри».
— Ты будешь вот прямо здесь учить меня своему мастерству?
— Нет, оно не настолько больше того, что ты уже имеешь. Но пускай обе моих старших выбирают такие узлы.
— Тебя-то самого кто на них навёл?
— Однажды я побывал в одном из таких мест, куда мы сейчас направляемся. Не прижился — были разные причины. Успел пройтись по самым верхам.
На том всё и закончилось. Вечером Галина рассказала обо всём и спросила подругу:
— Ты ради этого напустила меня на Армени? Ради его природного магнетизма?
— Не только. Да, ты заметила, что он побаивается возвращаться на дальние рубежи?
— Заметила. Тень какую-то на душе. Сама боюсь примерно того же. Не вернуться, ты понимаешь.
— А идти вперёд, — Орихалхо усмехнулась. — Нет, я в глубине души хотела тебе ребёнка. Сама-то я многажды бесплодна. Но совсем забыла, что для землянок их дитя — словно бомба с подпаленным фитилём. Не вольный навигатор, как у ба-нэсхин и тех немногих, в ком сильна их кровь. И сейчас не время тебе зачинать и взращивать.
— Вот-вот, — Галина потянулась, обвила шею спутницы рукой. — То всё пытаешься сотворить из меня воина, то разводишь сантименты по поводу грудных ребятишек.
— Одно другому не очень мешает, — сказала Орихалхо. — лишь бы стало кому на руки младенца сложить. А таких рук и у нас, и особенно у скондцев бывает достаточно.
— Даже для смуглявок?
— Даже. Ведь они, как-никак дети. Ну, твоё-то светленьким будет.
«А что там у нас говорилось по поводу расизма?»
В середине следующего дня их настиг Скон-Дархан.
Он был не похож ни на казённые российские города, ни на Москву-столицу-нашей-Родины, ни на Санкт-Петербург. «Москва-Питер, вот и нос вытер», с юмором декламировала бабушка старинное присловье. В эпоху мегаполисов оба города почти слились дальними предместьями, так что безнадзорного пространства между ними еле хватало, чтобы хорошенько высморкаться. Это было незадолго до Белой Болезни и женских резерваций, поэтому своё знание других столиц, древних и современных, Галина почерпнула из интернета. Но и там находилось почти то же самое.