Миру и Велимиру (выпуск №1, 2011г.)

Кедров Константин Александрович

– Хотите? – сказал господин Ив. И они вместе направились «через воду», как по-немецки сказал Серёжа, «в такой прекрасный день» по словам Кисы по-русски, и далее по-английски: от солнца без зонта, надеясь, что погода пройдёт мимо, пока маленькие машины, которых на часах чуть-чуть, уехали навсегда.

В кафе стоял бильярдный стол. Молодой человек играл сам с собой. Из Сережиного объяснения трудно было понять, в чем заключается его работа. Поучалось, что он держит карандаш в руке и делает предметы на бумаге.

– Он не художник, – оказала Киса. – Он работает.

Но господин Ив так и не смог попять, что за загадочная работа у Сережи. И когда Сережа отошел к бильярдному столу, господин Ив сказал Кисе: «Я буду здесь в двенадцать завтра. Вы будете здесь в двенадцать завтра?» И Киса сказала: «да».

Время летит. Но у него нет крыльев. Оно

не прилетит обратно. Оно даже на лето не возвращается, чтобы гнездиться у себя на родине. У него нет родины. И у него нет потомства. У него нет времени на это. Оно сделано из нечего, как небо. И невозможно понять вот что: если там дальше (в небе) – ничего нет, то ч т о там? Что? Это пустой вопрос. А может там так же пусто, как этот пустой вопрос. Женщины и мужчины. Женщины дают. А мужчины берут. «Она дала, она не дала, она тебе дала? – не дала». Александр Сергеевич, вы защищали свою честь? честь вашей жены и была вашей честью? Но ведь господин Д. хотел сделать с вашей женой то, что вы сами делали с чужими женами. Или с чужими можно, а с вашей нельзя? или только вы любили, а больше никто не любил, или только вы ревновали, а больше никто не ревновал, или любовь – это то, что только и бывает у одного только человека, а больше ни у кого. И это тот человек, который любит в данный момент. И если бы нашлись любители, которые любят считать, то вдруг нашлись бы и такие, которые бы подсчитали, что в данную минуту есть только один человек на всей земле, который любит. А в следующую есть только один, но другой, а в следующую – другой, и любовь оказывается бесконечной за счет присутствия человека, она бесконечна сама по себе, а любовь в человеке конечна сама по себе.

А что, если вместо дуэли провести пресс-конференцию на тему: 0 доблести, о подвигах, о славе; на тему – чем больше женщину мы больше, тем меньше мы поменьше ей; но кроме шуток, за измену можно убить! можно так убить, убить и все! можно убить и ещё раз убить! а можно и не убивать, не убивать и всё. А ведь ревность – это орган, у этого органа есть усики и рожки, этот орган расположен между сердцем и желудком, и когда сосет под ложечкой и стреляет в ухе, этот орган ещё спит: и усики и рожки; и даже когда горло болит – это не ревность, и когда сердце – тоже нет, и голова, и нога – это все не то, этот орган даже не омывается кровью, не выполняет ни одной полезной функции, в нем нет ни грамма серого вещества, но он материальный этот орган! его можно наблюдать по ночам, даже на вокзале, в привокзальном буфете, ворочаясь между сердцем и желудком, он так ударяет в голову этот омерзительный орган, что все подробности всплывают у стойки, в этом органе есть специальный мешочек для обсасывания деталей, этот мешочек не чистоплотный, грязный, серый, но железный, как железо, и нежелезный, как нервы.

Женщинам нельзя поднимать тяжести, а мужчинам можно, собакам нельзя есть сладкое, а людям можно, птицам нельзя орать по утрам, а детям можно, и клетку с птицей можно закрыть тряпочкой, а кроватку с ребёнком нельзя. Потому что дети профессионально орут, а женщины профессионально носят пушинки, а мужчины – булыжники, и с древнейших времён произошло распределение профессий: кому что можно и кому что нельзя. И есть даже такие профессии, на которые люди согласны. Условно и профессионально. Сниматься голыми в кино – профессионально, сидеть без денег – условно.

Киса любила Александра Сергеевича безусловно, но если бы он был Пушкин, она бы любила его ещё больше. Он был мужем. И если это можно назвать профессией, то он, безусловно, был профессионалом. Даже когда он не мог уже выносить Кису как муж, и готов был застрелиться как человек, он оставался мужем до конца, он оставался профессионалом. Всё-таки Пушкин был поэтом, но не мужем. На кого он оставил жену! на другого мужа! а детей! на кого он оставил детей! Нет, Александр Сергеевич Пушкин был поэтом, а вот Александр Сергеевич – был мужем. Хотя кто знает, может, А.С. Пушкин был и мужем, и отцом, и поэтом, может, он был – наше всё. А вот Александр Сергеевич не был отцом. Не был поэтом. И даже не был мужем, в том смысле, в котором был Пушкин, то есть на дуэли бы не погиб. Но зато Александр Сергеевич был не третьим мужем, а вторым, и имя у него было как у Пушкина – Александр Сергеевич, и он никогда не был мужем сестры, потому что у Кисы не было сестры, он был профессиональным мужем. И даже когда он как человек, Александр Сергеевич, не выносил Кису как человека, он оставался мужем, И даже когда он как мужчина ненавидел Кису

как женщину, он оставался профессионалом. И когда он как любовник обожал Кису как любовницу, он был профессионалом.

Полдень. Блестит река. Поезд с Александром Сергеевичем приходит сегодня в пять вечера. Вокзал совсем в другом направлении. Киса шла в кафе, вдоль реки, через мост. Кафе по ту сторону реки, а вокзал по эту. И Александр Сергеевич приедет по эту сторону реки, а господин Ив будет её ждать по ту сторону. С Александром Сергеевичем они не виделись месяц. Почти месяц. А до этого они неделю провели вместе, а до этого месяц провели отдельно. Друг без друга. Как будто он в плавании, а она на суше, или она в плавании, а он на суше. Они оба на суше. Но это разная суша. На этой суше нацарапана граница, кривая, с лесом вдоль границы, полем, речкой, даже небом, даже с луной на границе. Со всем набором. Какой чужой город! абсолютно чужой, просто восторг! В нем нет русских домов. С какой стати. У русских людей пачка стихов. Здесь не бывал Блок, Даже Пётр I. И русского духа нет. И в помине. Нет языка. Вообще не говорят. Щебечут. Как их легко не понимать! Загадочная вещь. Здесь зимой нет зимы. Прохладно. Пусто. Муха присохла к стене. Дама застыла в окне.Хозяин кафе. Наверху его квартира, а внизу кафе. Квартира большая, он её сдаёт. А сам снимает маленькую. В ней и живёт. А тот, кто сдаёт маленькую, живёт совсем в маленькой. Он на это и живёт. А тот, кто сдаёт совсем маленькую, он совсем нигде не живёт, так, у одной дамы, с которой он живёт. Вот это жизнь! А странно, что из двадцати одной розы наутро не завяла только одна. Почему?

Господин Ив сидел за столиком в глубине кафе, в самом тёмном углу. И он увидел Ксению, она его – нет. И он смотрел на неё, а она на него – нет. Сильный удар. Закатится – не закатится. Готов. В сетке

Ещё раз. Киса остановилась у бильярдного стола. Мимо. И она прошла мимо. Господин Ив встал. Нечего сказать. И он улыбнулся. Слов нет. Отсутствие общего языка. В буквальном смысле, натурально. Нет общих глаголов. Не – раз, два, три.

И того нет:

Я вспомнил вас и всё былое,

я памятник себе воздвиг...

я из дому вышел, был сильный мороз.

А он живёт около этого кафе, внизу за улицей после дождя, во время последнего времени, после второй мировой войны, во время обеда, но только вместо третьего этажа сломалось дно у пола,

– ты понимаешь меня?

– конечно.

А она живёт в Москве, в которой есть дверь. Она открылась летом шесть лет назад. И прямо в Москве она живёт целую вечность. Как только Москва родилась. Она родилась зимой. За два года перед тем, как родился брат. Нет, она не работает в кино, нет, она пишет стихи, нет, их не переводили на английский, да, она выпьет вина.

Как же назывались те голубые, мелкие цветы, которые всё время рассыпались у Кисы в руках, потому что она боялась прислонить их к себе из-за того, что букет был огромный и мокрый, и поэтому птичка, о которой всё еще продолжал рассказывать господин Ив, кажется, уже проглотила камень, и вроде бы господин Ив взял Кису под руку, когда они переходили через дорогу, и букет накренился так, что если бы не мастерство голландских спортсменов, шхуна бы перевернулась, и они бы не пришли к финишу первыми. И вроде бы эта птичка не имела никакого отношения к свиданию к Ксении и господина Ив, как собственно гордый С В А Н, давший приют беженцам, с наполовину отстреленными руками, не имел никакого отношения к любовнику Одетты. Этот С В А Н жил в горах, так высоко, что почти у самого неба, почти под луной, прямо среди звёзд. И он был – народ.Так, держась за букет, они перешли через дорогу и поплыли дальше – к дому господина Ив. Там, в его квартире – деловые люди. Три человека. Очень важный разговор, который займёт пять минут, а потом господин Ив приглашает Ксению на обед в один ресторан, тут недалеко, полчаса на машине, очень далеко пешком, ей там должно очень понравится, очень красиво, очень интересно, а разговор нельзя отложить, потому что птичка может сдохнуть.

– Хорошо, – сказала Ксения.

Это был третий этаж без лифа, кажется пяти-шести-огромно-сталинского дома. Поднялись. Это была пяти-шести-комнатная квартира. В полном беспорядке стояли чемоданы, кресла, связки с книгами, сундуки, старый гоночный велосипед опирался рулём и продавливал шёлк небольшой японской ширмы. Киса спросила, и господин Ив ответил, что он только переехал. Да, он живёт здесь всего лет семь. Можно сказать, всего лишь миг. А можно спросить, сколько же тогда ему лет, если семь лет пролетели, как миг.