Миры Роберта Хайнлайна. Книга 7

Хайнлайн Роберт Энсон

— Ты что? Еще сэром меня называет! Ну как дела, Сэм?

— Вы не собираетесь ответить на мое приветствие? Мне поручено следить за соблюдением дисциплины на борту корабля, и я могу доложить об этом нарушении. Знаете, капитан очень строго относится к корабельному этикету.

Макс громко фыркнул.

— Можешь стоять с рукой, приложенной к фуражке, пока не превратишься в статую, клоун.

— Я собирался зайти и поздравить тебя с назначением, малыш, — опустил руку Сэм, — но всякий раз, когда я пытался встретиться с тобой, выяснялось, что ты на вахте. Не иначе как ты решил переселиться в «беспокойную дыру»?

— Очень близко к истине. Слушай,

я свободен сегодня вечером до полуночи. Не будешь возражать, если я навещу тебя, Сэм?

— Я буду занят, — покачал головой Сэм.

— Занят? Почему? Что, ожидается побег из тюрьмы? Или массовые беспорядки?

— Пойми меня правильно, малыш, — рассудительно ответил Сэм. — Будет куда лучше, если ты останешься в своей части корабля, а я — в своей. Нет-нет, не перебивай и выслушай меня. Я так горжусь твоим успехом, словно изобрел тебя сам. Но поддерживать дружеские отношения с кем-то из команды тебе не разрешат, даже если твой друг — старшина полиции.

— Кто узнает об этом? И почему это должно интересовать кого-то?

— Ты не можешь не знать, что Джиордан с радостью сообщит Кайперсу о твоем поведении и о том, что ты не умеешь вести себя, как подобает офицеру, а уж старина Кайперс обязательно передаст это интенданту. Прошу тебя, послушайся меня. Разве я тебя обманывал когда-нибудь?

Макс согласился, хотя ему до смерти хотелось поговорить с Сэмом. Ему было необходимо сообщить приятелю, что поддельные документы уже больше не являются секретом, и посоветоваться относительно возможных последствий.

Разумеется, думал юноша, возвращаясь в свою каюту, ничто не удерживает меня от исполнения давнего намерения покинуть корабль вместе с Сэмом на Новой Терре, если не считать того, что теперь даже вообразить подобное было невозможно. Он стал офицером.

Корабль приближался к переходу в середине пути; специалисты рубки управления снова перешли на жесткий вахтенный график. Однако доктор Гендрикс по-прежнему не дежурил; вахтенными офицерами были Саймс и Джонс, сменявшие друг друга. Астрогатор присутствовал на каждой вахте Джонса, но требовал, чтобы юноша самостоятельно делал расчеты и брал на себя всю ответственность. Макс напряженно работал и не сдавался; он уже понял, что учебные задачи, равно как и теория, кардинально отличаются от практической ситуации, когда у него не было ни возможности, ни времени проверить свои вычисления. Теперь было необходимо решать все задачи правильно с первого раза, — но сомнения всегда оставались.

Когда наступили последние двадцать четыре часа и специалисты «беспокойной дыры» перешли на непрерывную вахту, Макс был уверен, что доктор Гендрикс сменит его и примется за работу сам. Но астрогатор не сделал этого. Саймс был отстранен от несения вахты, кресло астрогатора занял Макс, и Гендрикс, наклонившись через его плечо, следил за расчетами, проверял их, но не вмешивался.

«Милосердное небо, — думал Макс, — неужели он прикажет мне осуществить переход? Ведь я еще не готов к этому. Я не справлюсь с волнением».

Однако данные поступали слишком быстро, чтобы Макс забеспокоился по-настоящему: ему нужно было обрабатывать их, получать ответы и принимать решения. И только за двадцать минут до начала перехода доктор Гендрикс молча оттолкнул его в сторону и взял на себя управление «Асгардом». Макс не успел прийти в себя, как они вырвались в новое пространство.

Последний этап приближения и переход перед Хальционом ничем не отличались

от предыдущих. Прошло две недели спокойных вахт, которые несли Саймс, Джоне и Ковак, пока Келли и Гендрикс отдыхали. Максу нравились эти дни. Неся вахту, он продолжал практиковаться, пытаясь достигнуть нечеловеческой скорости доктора Гендрикса. Сменившись, юноша спал или развлекался. Гостиная «Бифрост Лаундж» больше не пугала его. Теперь он играл там в трехмерные шахматы с Элли, а Чипси сидела у него на плече и давала советы. Девушка сумела убедить капитана Блейна, что такое чистоплотное и послушное животное, как Мистер Чипс, и такое воспитанное — обезьянка говорила «доброе утро, капитан!» всякий раз, когда встречалась с ним — не должно жить в клетке.

Макс даже научился обмениваться остротами с миссис Дайглер — хотя, признаться, его попытки все еще были робкими. Он придумывал ответы и выжидал удобного момента. Элли грозилась научить юношу танцевать, правда, ему удавалось всякий раз откладывать ужасный момент до тех пор, пока возобновление постоянных вахт сделало это невозможным.

И снова он оказался в кресле астрогатора, с головой погрузившись в напряженную работу, вычисляя параметры последнего этапа сближения с точкой перехода в гиперпространство. На этот раз доктор Гендрикс заменил его лишь за десять минут до момента прорыва.

Приближение к Хальциону было спокойным, и решительность Элли победила: Макс научился танцевать и понял, что ему это нравится. У него было природное чувство ритма, он следовал всем указаниям, и ему было приятно держать в объятьях благоухающее мягкое тело девушки.

— Я научила тебя всему, что знаю, — заявила она наконец. — Ты самый лучший партнер, с которым мне пришлось встречаться, из тех, у кого две левые ноги, разумеется.

Элли настояла, чтобы он танцевал с Ребеккой Вебербаур и миссис Дайглер. Последняя оказалась неплохой партнершей — пока молчала, — а Ребекка была прелестна. Юноша уже предвкушал развлечения на Хальционе. Именно по этой причине Элли учила его танцевать — она говорила, что выбрала его своим компаньоном для прогулок по тамошней столице.

За все время сближения с Хальционом лишь одно нарушало счастливое настроение Макса — у Сэма были неприятности. Макс узнал об этом уже после того, как разразилась буря.

Однажды утром он встал очень рано, чтобы заступить на вахту, и наткнулся на Сэма, мывшего пол в тихих пассажирских коридорах. На нем был грязный комбинезон, и значок старшины корабельной полиции исчез.

— В чем дело, Сэм?

— А, привет, малыш. Не так громко — разбудишь пассажиров.

— Но что ты здесь делаешь, Сэм?

— Разве не видишь? Навожу марафет.

— Почему?

Сэм выпрямился и оперся на швабру.

— Видишь ли, малыш, произошло следующее: мы с капитаном разошлись во мнениях, и он одержал верх.

— Тебя что, разжаловали?

— Твоя догадливость поразительна.

— Что случилось?

— Макс, чем меньше ты будешь знать о случившемся, тем лучше. Не надо вмешиваться. Sic transit gloria mundi [9] — a по вторникам все бывает еще хуже.

— Послушай, Сэм, мне нужно побыстрее позавтракать и бежать на вахту. После нее мы встретимся и поговорим.

9

Так проходит земная слава (лат.).