Миры Роберта Хайнлайна. Книга 7
Шрифт:
— Ты что? Еще сэром меня называет! Ну как дела, Сэм?
— Вы не собираетесь ответить на мое приветствие? Мне поручено следить за соблюдением дисциплины на борту корабля, и я могу доложить об этом нарушении. Знаете, капитан очень строго относится к корабельному этикету.
Макс громко фыркнул.
— Можешь стоять с рукой, приложенной к фуражке, пока не превратишься в статую, клоун.
— Я собирался зайти и поздравить тебя с назначением, малыш, — опустил руку Сэм, — но всякий раз, когда я пытался встретиться с тобой, выяснялось, что ты на вахте. Не иначе как ты решил переселиться в «беспокойную дыру»?
— Очень близко к истине. Слушай,
— Я буду занят, — покачал головой Сэм.
— Занят? Почему? Что, ожидается побег из тюрьмы? Или массовые беспорядки?
— Пойми меня правильно, малыш, — рассудительно ответил Сэм. — Будет куда лучше, если ты останешься в своей части корабля, а я — в своей. Нет-нет, не перебивай и выслушай меня. Я так горжусь твоим успехом, словно изобрел тебя сам. Но поддерживать дружеские отношения с кем-то из команды тебе не разрешат, даже если твой друг — старшина полиции.
— Кто узнает об этом? И почему это должно интересовать кого-то?
— Ты не можешь не знать, что Джиордан с радостью сообщит Кайперсу о твоем поведении и о том, что ты не умеешь вести себя, как подобает офицеру, а уж старина Кайперс обязательно передаст это интенданту. Прошу тебя, послушайся меня. Разве я тебя обманывал когда-нибудь?
Макс согласился, хотя ему до смерти хотелось поговорить с Сэмом. Ему было необходимо сообщить приятелю, что поддельные документы уже больше не являются секретом, и посоветоваться относительно возможных последствий.
Разумеется, думал юноша, возвращаясь в свою каюту, ничто не удерживает меня от исполнения давнего намерения покинуть корабль вместе с Сэмом на Новой Терре, если не считать того, что теперь даже вообразить подобное было невозможно. Он стал офицером.
Корабль приближался к переходу в середине пути; специалисты рубки управления снова перешли на жесткий вахтенный график. Однако доктор Гендрикс по-прежнему не дежурил; вахтенными офицерами были Саймс и Джонс, сменявшие друг друга. Астрогатор присутствовал на каждой вахте Джонса, но требовал, чтобы юноша самостоятельно делал расчеты и брал на себя всю ответственность. Макс напряженно работал и не сдавался; он уже понял, что учебные задачи, равно как и теория, кардинально отличаются от практической ситуации, когда у него не было ни возможности, ни времени проверить свои вычисления. Теперь было необходимо решать все задачи правильно с первого раза, — но сомнения всегда оставались.
Когда наступили последние двадцать четыре часа и специалисты «беспокойной дыры» перешли на непрерывную вахту, Макс был уверен, что доктор Гендрикс сменит его и примется за работу сам. Но астрогатор не сделал этого. Саймс был отстранен от несения вахты, кресло астрогатора занял Макс, и Гендрикс, наклонившись через его плечо, следил за расчетами, проверял их, но не вмешивался.
«Милосердное небо, — думал Макс, — неужели он прикажет мне осуществить переход? Ведь я еще не готов к этому. Я не справлюсь с волнением».
Однако данные поступали слишком быстро, чтобы Макс забеспокоился по-настоящему: ему нужно было обрабатывать их, получать ответы и принимать решения. И только за двадцать минут до начала перехода доктор Гендрикс молча оттолкнул его в сторону и взял на себя управление «Асгардом». Макс не успел прийти в себя, как они вырвались в новое пространство.
Последний этап приближения и переход перед Хальционом ничем не отличались
Макс даже научился обмениваться остротами с миссис Дайглер — хотя, признаться, его попытки все еще были робкими. Он придумывал ответы и выжидал удобного момента. Элли грозилась научить юношу танцевать, правда, ему удавалось всякий раз откладывать ужасный момент до тех пор, пока возобновление постоянных вахт сделало это невозможным.
И снова он оказался в кресле астрогатора, с головой погрузившись в напряженную работу, вычисляя параметры последнего этапа сближения с точкой перехода в гиперпространство. На этот раз доктор Гендрикс заменил его лишь за десять минут до момента прорыва.
Приближение к Хальциону было спокойным, и решительность Элли победила: Макс научился танцевать и понял, что ему это нравится. У него было природное чувство ритма, он следовал всем указаниям, и ему было приятно держать в объятьях благоухающее мягкое тело девушки.
— Я научила тебя всему, что знаю, — заявила она наконец. — Ты самый лучший партнер, с которым мне пришлось встречаться, из тех, у кого две левые ноги, разумеется.
Элли настояла, чтобы он танцевал с Ребеккой Вебербаур и миссис Дайглер. Последняя оказалась неплохой партнершей — пока молчала, — а Ребекка была прелестна. Юноша уже предвкушал развлечения на Хальционе. Именно по этой причине Элли учила его танцевать — она говорила, что выбрала его своим компаньоном для прогулок по тамошней столице.
За все время сближения с Хальционом лишь одно нарушало счастливое настроение Макса — у Сэма были неприятности. Макс узнал об этом уже после того, как разразилась буря.
Однажды утром он встал очень рано, чтобы заступить на вахту, и наткнулся на Сэма, мывшего пол в тихих пассажирских коридорах. На нем был грязный комбинезон, и значок старшины корабельной полиции исчез.
— В чем дело, Сэм?
— А, привет, малыш. Не так громко — разбудишь пассажиров.
— Но что ты здесь делаешь, Сэм?
— Разве не видишь? Навожу марафет.
— Почему?
Сэм выпрямился и оперся на швабру.
— Видишь ли, малыш, произошло следующее: мы с капитаном разошлись во мнениях, и он одержал верх.
— Тебя что, разжаловали?
— Твоя догадливость поразительна.
— Что случилось?
— Макс, чем меньше ты будешь знать о случившемся, тем лучше. Не надо вмешиваться. Sic transit gloria mundi [9] — a по вторникам все бывает еще хуже.
— Послушай, Сэм, мне нужно побыстрее позавтракать и бежать на вахту. После нее мы встретимся и поговорим.
9
Так проходит земная слава (лат.).