Миссис Крэддок
Шрифт:
После того как Крэддок увез мисс Лей на вокзал, Берте вдруг стало очень одиноко. Все эти недели тетушка служила барьером между ней и Эдвардом; приезд мисс Лей оказался очень кстати, когда после первых месяцев безумной страсти Берта понемногу начала понимать, что связана узами брака с мужчиной, которого совсем не знает. Присутствие в доме третьего лица заставляло сдерживать свои порывы, теперь же Берта смотрела в будущее почти со страхом. Любовь к Эдварду причиняла ей горькие душевные страдания. Нет, она по-прежнему любила мужа
Зарядили дожди, в течение двух дней о теннисе не могло быть и речи. На третий день проглянуло солнышко, земля быстро подсохла. Эдвард уехал в Теркенбери, но к вечеру возвратился.
— Эй, — воскликнул он, обращаясь к жене, — ты почему еще не оделась для тенниса? Поторопись!
Только этого Берта и ждала. Ей надоело постоянно уступать и унижаться; надо наконец выяснить отношения.
— Ты хороший игрок, — сказала она, — но я больше не хочу с тобой играть.
— Господи, это почему же?
Берту прорвало:
— Потому что я до смерти устала быть для тебя удобной вещью! У меня есть своя гордость, я не позволю с собой так обращаться! И не смотри на меня, будто не понимаешь. Ты играешь со мной только тогда, когда больше не с кем, разве нет? И так во всем! Ты готов общаться с кем угодно, хоть с распоследним болваном, лишь бы не со мной! Всем своим поведением выказываешь презрение к собственной жене!
— Что еще я натворил?
— Конечно, ты уже не помнишь! Тебе и в голову не приходит, что из-за тебя я страшно несчастлива. Думаешь, мне нравится, что ты прилюдно насмехаешься надо мной, будто я какая-нибудь дурочка?
Крэддок прежде не видел жену в таком бешенстве, и на этот раз у него не было возможности уйти от разговора. Берта стояла, стиснув зубы; щеки ее гневно пылали.
— Ты имеешь в виду то, что произошло позавчера? Я заметил, что ты разозлилась.
— И отнесся к этому с полным равнодушием!
— Глупенькая ты у меня, — рассмеялся Крэддок. — Не можем же мы играть в паре, когда у нас гости. Люди обхохочутся, видя, что мы словно приклеены друг к дружке.
— Жаль, что они не догадываются о твоем истинном отношении ко мне!
— Если бы ты не надула губки и не отказалась играть совсем, я мог бы сыграть с тобой позже.
— Да тебе бы это даже в голову не пришло! Можно подумать, я не знаю, какой ты эгоист.
— Погоди, Берта, — беззлобно воскликнул Крэддок, — это что-то новенькое! Эгоистом меня еще никто не называл.
— Ну еще бы! Тебя считают очаровашкой. В округе думают, раз ты всегда такой добренький, раз улыбаешься всем и каждому, значит, у тебя прекрасный характер. Если бы они изучили тебя так хорошо, как я, то поняли бы, что твое дружелюбие — только маска! Тебе плевать на людей. Ты обращаешься с человеком, как с лучшим другом, а через пять минут после расставания напрочь
— Не может быть, чтобы ты на самом деле считала меня таким страшным грешником.
— Ты ни разу и мелочью не поступился, чтобы выполнить даже самое горячее мое желание!
— Послушай, ты сама знаешь, что я не стану делать то, что считаю неразумным.
— Если бы ты меня любил, то не задумывался бы, разумно или неразумно то, чего я хочу. Я не слишком-то думала о благоразумии, когда выходила за тебя.
Эдвард промолчал. Естественно, это разозлило Берту еще больше. Она гневно отшвырнула букет, который собиралась поставить в вазу. Эдвард все так же молча двинулся к двери.
— Куда ты? — осведомилась она.
— Ну, раз ты не хочешь составить мне пару, я потренируюсь один.
— Почему бы тебе не послать за мисс Гловер? Она придет и сыграет с тобой.
Крэддоку в голову пришла новая идея (дабы не нарушать душевного равновесия, мысли посещали его сравнительно не часто), однако ее нелепость заставила Эдварда расхохотаться.
— Уж не ревнуешь ли ты меня, Берта?
— Я? — с величайшим презрением переспросила та, затем передумала: — Ты предпочитаешь играть с ней, а не со мной!
Крэддок мудро пропустил часть обвинения мимо ушей.
— Посмотри на нее и на себя. Неужели ты считаешь, что я могу предпочесть ее тебе?
— У тебя хватит глупости.
Слова сорвались с языка Берты помимо ее воли, а язвительный тон сделал их еще более оскорбительными. Побледнев от страха, она взглянула на мужа.
— Ох, Эдди, извини…
Господи, и зачем только она это брякнула! Берта страшно сожалела о своей несдержанности. Крэддок с безразличным видом перелистывал страницы книги. Она подошла к нему.
— Ты ведь не обиделся, милый? Прости, я не хотела этого говорить.
Берта вложила пальцы в ладонь Эдварда, он молчал.
— Не сердись на меня, — робко повторила Берта и, не выдержав, зарылась лицом в его грудь. — Я ничего такого не думала, просто сильно разозлилась. Ты просто не представляешь, как унизил меня позавчера. Я не спала всю ночь!.. Поцелуешь меня?
Крэддок отвернул лицо, но она не отставала, пока наконец не нашла его губы.
— Скажи, что ты на меня не сердишься.
— Я на тебя не сержусь.
— О, Эдди, мне очень нужна твоя любовь, — промурлыкала Берта. — Особенно теперь, когда я… жду малыша.
В ответ на его изумленный возглас она продолжила:
— До сегодняшнего дня я не была уверена… Ах, милый, я так рада. Именно это мне и нужно для полного счастья.
— Я тоже рад, — сказал Крэддок.
— Пожалуйста, Эдди, будь добрее ко мне и потерпи, если я буду нервничать и злиться. Сам знаешь, это случается помимо моей воли, и, кроме того, потом я всегда сожалею о своем поведении.