Миссис Крэддок
Шрифт:
— Вы держитесь молодцом, хозяин, — сказал фермер Джонс, знавший Эдварда еще бедняком.
— Я-то? — засмеялся Крэддок. — Уж кому-кому, а мне все про это известно. Посмотрите, сколько телят я принял. Между прочим, за все время, что я развожу скот, у меня лишь раз или два корова не растелилась. Ладно, пойду погляжу, как там моя женушка. До свидания, миссис Джонс.
— Чем мне нравится наш хозяин, так это своей простотой, — заметила жена фермера. — Ни капельки не чванлив и не побрезгует выпить с тобой чашку чая, хоть и выбился в господа.
— Да уж, лучший сквайр за последние
— Ну, она еще молоденькая, — ответила миссис Джонс. — Правду люди говорят, теперь он настоящий хозяин. Научит жену, как себя вести.
— Да уж, спуску не даст. Крэддок не потерпит всяких глупостей.
Эдвард шагал по дороге, помахивая тростью, насвистывая и разговаривая с собаками, которые бежали следом. Он был настроен на лучшее и надеялся, что забивать лучшую корову в стаде не придется. Своей интуиции Крэддок доверял больше, чем ветеринару: животное обязательно поправится.
Он миновал подъездную аллею Корт-Лейз, радуясь тому, что молодые вязы, посаженные им на месте прогалов, хорошо принялись и пошли в рост. Крэддок вошел в дом и повесил шляпу на крючок. Неожиданно до его слуха донесся пронзительный крик.
— Так-так, — произнес он себе под нос. — Кажется, пошло.
Он поднялся наверх, постучал в спальню. Доктор Рамзи открыл дверь, но загородил проем своей крупной фигурой.
— Не беспокойтесь, — сказал Эдвард, — я не намерен входить. Понимаю, когда лучше держаться подальше. Как она?
— Боюсь, все идет не так гладко, как я предполагал, — шепотом сообщил доктор. — Но волноваться пока рано, дело просто чуть-чуть затягивается.
— Если что, я буду внизу.
— Она все спрашивала про вас, но акушерка сказала, что вы только расстроитесь, если придете, поэтому Берта не велела вас впускать. Говорит: «Я перетерплю в одиночку».
— Хорошо, хорошо. В такие минуты мужу лучше подождать в другой комнате.
Доктор Рамзи закрыл дверь и мысленно похвалил Эдварда: «Разумный малый! Он нравится мне все больше и больше. На его месте многие мужчины тряслись бы от страха да вытворяли бы бог знает что».
— Это был Эдди? — спросила Берта дрожащим от недавно перенесенной боли голосом.
— Да, приходил справиться о вас.
— Ох, бедненький! — простонала она. — Он не сильно огорчился? Не говорите ему, что у меня все плохо, иначе он совсем упадет духом. Я справлюсь без его помощи.
Спустившись, Эдвард справедливо рассудил, что нервничать бессмысленно, а потому уселся в самое удобное кресло и развернул газету. Перед ужином он еще раз поднялся наверх, чтобы выяснить, как идут дела. Доктор Рамзи, вышедший за дверь, сказал, что дал Берте опия и какое-то время она пролежит тихо.
— Удачно, что вы дали ей лекарство сейчас, доктор, — со смехом произнес Эдвард. — Мы с вами как раз сможем перекусить.
Мужчины сели за стол и начали есть. Оба могли похвастаться завидным аппетитом, и доктор, который уже полюбил Эдварда, точно родного, признался, что ему приятно смотреть на человека, который ест как следует. Не успели они взяться за пудинг, как служанка принесла известие от акушерки о том, что Берта
Когда Эдвард поднялся наверх в третий раз, доктор Рамзи выглядел встревоженно.
— Боюсь, случай серьезный, — сообщил он. — Весьма сожалею. Бедняжка сильно мучается.
— Могу ли я чем-то помочь? — осведомился Крэддок.
— Вряд ли. Просто сохраняйте присутствие духа.
— Разумеется. Смею сказать, выдержкой я не обделен.
— Вы — молодчина, — промолвил доктор Рамзи. — Мне нравятся люди, которые высоко держат голову в трудной ситуации.
— Собственно, я хотел узнать, есть ли необходимость в том, чтобы я бодрствовал? Конечно, если что-то нужно, я все выполню, но если моей помощи не требуется, я лучше лягу.
— Да, идите спать. Если понадобится, вас разбудят. Но прежде зайдите на минутку к Берте, ободрите ее парой слов.
Крэддок вошел. Берта лежала с открытыми глазами, в которых застыл страх перед чем-то новым, увиденным впервые в жизни; их взор стеклянно блестел. Лицо ее было бледнее обычного, губы обескровели, щеки запали, как у умирающей. Она приветствовала Эдварда еле заметной улыбкой.
— Как ты, девочка моя? — спросил он.
Его присутствие словно вернуло Берту к жизни: на щеках затеплился слабый румянец.
— Хорошо, — с трудом проговорила она. — Не волнуйся за меня, милый.
— Тяжко тебе, да?
— Нет, — храбро ответила она. — Мне не так уж и больно. Тебе нечего волноваться.
Едва Крэддок вышел, Берта позвала доктора Рамзи.
— Вы не говорили ему о моих мучениях? Не надо, чтобы он знал.
— Нет, нет, все нормально. Я отправил его спать.
— О, замечательно. Эдди обязательно должен выспаться. Скажите, как долго это еще продлится? Кажется, будто меня выкручивает уже целую вечность, и конца этому не видно.
— Надеюсь, скоро все закончится.
— Я наверняка умру, — прошептала Берта. — Я чувствую, как жизнь постепенно уходит из меня. Знаете, я бы с радостью умерла, если бы не Эдди. Моя смерть станет для него ударом.
— Что за чепуху вы мелете! — возмутилась акушерка. — Все вы говорите, что умрете, а через несколько часов будете в полном порядке.
— Думаете, это займет еще несколько часов? О нет, я больше не могу. Доктор, пожалуйста, не заставляйте меня страдать!
Эдвард спокойно лег в постель и вскоре заснул, однако сон его оказался беспокойным. Обычно он спал крепко и безмятежно, как спит человек со здоровыми нервами после хорошей физической нагрузки; в эту ночь его посещали сновидения. Ему снилось, что заболела не одна корова, а все стадо. Сгорбленные коровы уныло взирали на него мутными глазами. Ясно было, что их внутренности поражены какой-то опасной болезнью. Быков «раздуло» — распухшие вдвое, они лежали на спинах и беспомощно болтали в воздухе копытами.