Миссия: соблазнить ректора

Летова Ефимия

Личина Ари Эрой — взбалмошной, отчаянной, немного безбашенной девчонки, которая во всё совала свой нос и которой нечего было терять. Мне — было.

Личина Котари Тэйл, нелюбимой ненужной дочери, забитой серой мышки и тихони, не поднимавшей глаз лишней раз и оставлявшей безнаказанными несправедливые тычки, оскорбления и прочие мелкие обиды зарвавшейся свиты наглой сестрички… Она тоже мне не принадлежала, была навязана мне извне.

Какая же я — настоящая?

Не знаю. Пока не знаю. Но обязательно узнаю когда-нибудь. Мне бы только вернуться домой… Или хотя

бы просто замедлиться.

«Стой!» — мысленно приказала я самой себе — и снова отчётливо услышала в голове голос Миара: «стою, уже давно». Улыбнулась сквозь проступившие обжигающие слёзы, сжала Ключ — он так и норовил выскользнуть из рук — и вдруг движение кончилось, меня буквально размазало по жёсткой острой поверхности, беззащитную кожу ладоней буквально содрало — но голос ещё не появился, как и ощущения боли. Медленно-медленно я соскреблась в цельный бесформенный комок, не без усилия разлепила слипшиеся веки — и увидела окружающее пространство, всё более отчётливую с каждым взмахом ставших слишком тяжёлыми ресниц нереальную потрясающую картинку.

Высокое густо-багровое небо с сизыми облаками, подвижными и изменчивыми. Три чёрных солнца — или каких-то иных звезды — разных размеров, их чернильный свет с трудом пробивался сквозь густое кроваво-алое марево. Чёрные скалистые горы, окаймлявшие горизонт, то тут, то там вспыхивавшие рыжим и синим пламенем. Чёрный камень подо мной, будто поседевший от слоя пепельной пыли.

Я посмотрела на руку — дагары на ней действительно не было, однако на её месте кожа осталась потемневшей, словно проступило родимое пятно причудливой формы поднявшей вверх крылья тонкой длинношеей птицы.

Дышать было тяжело — казалось, мельчайшие частицы пепла зависли в воздухе и с каждым вдохом удушливого жаркого воздуха оседают в лёгких. Я закашлялась, поднялась не без усилий — красное небо давило, от изобилия контрастных цветов рябило в глазах. Платье измялось и изорвалось, обуглилось по краям, а туфли остались почти целыми.

Слух вернулся со звуками хрипа — я покрутила головой, сделала несколько шагов и увидела лежащего на спине Эстея, раскинувшего руки, ноги и крылья в стороны. В такой позе он напоминал жука, придавленного иглой безжалостного учёного. То, что это Эстей, я поняла по лохмотьям одежды и изувеченным шрамами красным крыльям — во всём остальном теперь он совершенно не походил на милашку Тарина. Испытала настоятельную потребность рухнуть в обморок — но сдержалась, продолжая разглядывать это нечеловеческое существо.

Он стал, очевидно, выше ростом и шире в плечах, длинные пряди алых волос завивались кольцами. Уши, нос, скулы заострились, чёрные прямоугольные клыки виднелись между приоткрытых серых узких губ, кожа стала бурой и бугрилась вязью незнакомых мне символов, перетекавших один в другой узловатыми линиями, спиралями и искажёнными геометрическими фигурами.

Я попыталась представить Миара в подобном обличии — но отвращения не почувствовала, как не было его при осознании того, что под кожей у нас расположены мышцы, скелет, пульсирующие мягкие органы, порой вызывающие тошноту с непривычки при

непосредственном лицезрении, но жизненно необходимые. Да, мы были разными, очень разными, но это не мешало нам смеяться над одним и тем же.

Глаза Эстея, без ресниц и бровей, крупные, с мутно-зелёными склерами следили за мной, но сам он не двигался, и я, преодолевая оторопь, опустилась перед ним на корточки. Губы слабо шевельнулись, но я не сразу разобрала слова.

— Страшный?

— Да не особо, копыт-то нет. Ну, вот ты и дома, как и хотел, — свой голос я тоже не узнавала. — Ты не должен был так поступать со мной, да и не только со мной… но, в конце концов, ты тоже отчасти был жертвой. Надеюсь, теперь в твоей жизни всё пойдёт так, как тебе хотелось. Вот твой мир. Твоё небо…

Эстей то ли закашлялся, то ли засмеялся, чёрная ниточка крови или слюны потекла из уголка рта. Дёрнулся — я отшатнулась, но он и не собирался меня хватать или даже касаться. С трудом повернулся на бок, спиной ко мне — и я увидела, что одно из его крыльев надломлено у самого основания, точно ветка. Из охапки тоненьких переплетённых жил, хрящей и костей также сочилось что-то тёмное.

Запах горелого, жар становились невыносимыми.

— Что ж… За всё есть своя плата, — сказала я. Мне не было его жаль, но и злорадства я не испытывала никакого. Впрочем, это не было свидетельством моего благородства — для злорадства внутри меня попросту не осталось места.

Меня потихонечку затапливал невыразимый ужас.

Ключа… ключа не было. Где и когда я успела его потерять?

Я в Айгане, а Ключ — исчез. Его нигде нет — ни в моих руках, ни на чёрных камнях поблизости. Без Ключа я не смогу вернуться, и я… останусь здесь? Останусь здесь навсегда?!

Мне захотелось завыть, но я сжала губы. Рано ещё, рано впадать в истерику, не стоит тратить силы попусту, горячий и тяжёлый местный воздух сам по себе сдавливал лёгкие, создавая ощущение лёгкого удушья…

— Эй! — всё так же хрипло и слабо окликнул меня Эстей, всё ещё лежавший распростёртый на камнях. — Ари?

Я не ответила, сглотнула горько-солёную слезинку, одну, другую, третью, утёрла выступивший пот. Резко захотелось пить, в горле пересохло.

— Чего ревёшь?

— Ну, что ты. Радуюсь новому месту жительства, — я хлюпнула носом и утёрла его остатками рукава. — Вскоре я поджарюсь до состояния отбивной, чем вы тут питаетесь? Понимаю Миара, как никогда. А ты… Ну и чего ты добился? Вот ты дома, но мечты часто сбываются совсем не так, как нам хотелось.

— Точно.

— Это ты подстроил пожар в Высшей школе? — спросила я, неожиданно для себя самой. — Почему ты выбрал именно меня?

— Ничего я не подстраивал, — Эстей едва заметно качнул головой. — Я искал подходящую девушку среди тех, кто попал в трудное положение. Разузнал… этого твоего однокурсника с папашей-судьёй действительно сперва зачислили в покойники, вот и воспользовался шансом. Ты была такой, как надо. Озябшая, наивная, неопытная, перепуганная, несчастная… а в глазах искорки. Только в такую и мог влюбиться мой несгибаемый братец.