Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны
Шрифт:
— Ой, папочка! Если бы ты знал, какой ты смешной! — воскликнула она, корчась от смеха, и убежала к себе в спальню, провожаемая его растерянным взглядом. Сквозь закрытую дверь до него донеслась все та же мелодия и какие-то невнятные слова, прерываемые взрывами смеха.
«Нервы. Реакция, должно быть», — подумал он. И нетерпеливым движением стер полотенцем клочки мыльной пены с лица. При первом же прикосновении бритвы он порезался. — О, чорт! Чорт! — воскликнул он в бешенстве. Не станет он бриться. Он окунул лицо в таз, сердито расплескивая воду, утерся и обследовал в зеркале свой подбородок.
«Пожалуй, лучше все же побриться», — подумал он и начал все сначала, изнемогая от усталости. —
Он спустился с лестницы, когда появились Крис и Моника. Он заспешил вниз, споткнувшись на нижней ступеньке, торопясь скорее пожать руку Крису. Но сейчас, был неподходящий момент для изъявления чувств. Моника стояла рядом, а в присутствии этой ослепительной красавицы мистер Бантинг чувствовал себя неловко, как ворона перед щеглом. Очень сдержанно, очень мило она поздоровалась с ним, и каждый волосок ее идеально причесанной головки сиял на положенном ему месте, щеки розовели неясным, как заря, румянцем, а глаза чуть заметно потеплели, встретив взгляд мистера Бантинга. Удивительно, какая она вся отделанная, даже ресницы у нее каждая сама по себе и загибаются так аккуратно, что невольно хочется рассмотреть поближе. Но общее впечатление, произведенное ею на мистера Бантинга, было таково, что он сразу потерял живость и стал преувеличенно вежливым и даже чуть-чуть церемонным. Он жалел, что не мог сойтись с Моникой поближе. Она славная девушка и добрая, говорил он себе, как бы одобряя ее за то, что исключительно красивая внешность не явилась для нее в этом отношении непреодолимым препятствием.
К его большому облегчению Джули тепло приветствовала гостью. Начался обмен улыбками и поцелуями и оживленная болтовня на лестнице, когда гостья отправилась в комнату Джули, чтобы скинуть на кровать пальто и шляпу. Джули в этот вечер тоже приоделась и выглядела очень недурно, и мистер Бантинг с удовлетворением отметил, что беспокоившая его бледность исчезла. Наоборот, сегодня щеки Джули были даже как-то чересчур румяны, особенно до того, как она поднялась с Моникой наверх; когда она спустилась оттуда, румянец у нее стал ровнее и уже не так бросался в глаза.
Когда жужжанье их голосов затихло на лестнице, мистер Бантинг получил, наконец, возможность перекинуться словечком с Крисом, но в эту минуту появился Берт. Мистер Бантинг смутно надеялся, что Берту, бог даст, что-нибудь помешает, но нет, он уже был тут как тут, уверенный, как всегда, что весь мир готов принять его с распростертыми объятиями. Снова началась болтовня, на этот раз чисто мужского и даже военного характера; Крис и Ролло разговаривали отрывисто, перекидываясь незаконченными фразами и пересыпая свою речь жаргонными словечками и американизмами, а мистер Бантинг стоял в стороне, —как какой-нибудь статист, — ничего не понимая в их беседе за исключением того, что они, словно по молчаливому уговору, начисто его игнорируют. Видно, ему так и не удастся спросить Криса: «Ну, сынок, как поживаешь?», а Крису и горя мало, он даже ничего не замечает. Не обращая внимания на отца, который ждал его с таким нетерпением, он стоял на коврике перед камином, на этом исконном месте мистера Бантинга, стоял в излюбленной позе отца, покуривая трубку и поглядывая на дверь в ожидании Моники.
Мистер Бантинг отправился на кухню, чтобы предложить свои услуги, но был оттуда немедленно изгнан. Мэри нервничала сегодня из-за скудости масляного пайка. Это затруднение, как видно, послужило причиной того, что пончики сегодня не удались. Мистер Бантинг фыркнул; он еще не помнил такого случая, чтобы пончики удавались, когда в доме были гости, — либо дрожжи никуда не годились, либо печь плохо
— А чорт бы побрал все на свете! — пробормотал он, чувствуя себя в разладе со всеми домашними. Он побрел из кухни в гостиную и остановился у окна, позвякивая мелочью в кармане. Он может простоять тут целый час, думал он, и никто не заметит его отсутствия. Он так ждал приезда Криса, и вот Крис приехал, а настроение у мистера Бантинга отвратительное.
Достав из жилетного кармана коробочку, он сунул в рот содовую таблетку и стоял, задумчиво посасывая ее. Сегодня все как-то не клеится: все какие-то упрямые и несносные, и никто не проявляет к нему ни малейшего внимания.
«Ну, ладно, нечего дуться», — подумал он. Не у него уже пропал вкус ко всему. Оставалось только одно — делать вид, что ничего не случилось. Он побрел обратно в столовую, где его появление осталось столь же незамеченным, как и его уход, и тотчас был встречен просьбой стать к сторонке, ибо Джули вносила поднос. Стол сегодня был раздвинут во всю длину и покрыт туго накрахмаленной парадной скатертью. Собрались все, нехватало только Эрнеста, дежурившего на санитарном пункте. В военное время трудно собрать всю семью: всегда кто-нибудь дежурит и не может притти. Все хором высказали сочувствие Эрнесту, который страдает на пункте, вместо того чтобы пить с ними чай. Мистер Бантинг, поевши, немного повеселел, хотя ему все же казалось, что за столом слишком шумно, до того шумно, что у него разболелась голова. И это был именно шум, отнюдь не разговор: вопросы, восклицания, смех без причины и без всякого удержу, форменный базар, с его точки зрения.
— Ну вот, раз мы все в сборе, — сказал он, словно призывая собрание к порядку, — я думаю, что мы должны приветствовать Криса и Берта, возвратившихся к нам после боевых схваток с врагом.
— Прекрасно сказано, папочка.
Мистер Бантинг и сам находил, что сказано неплохо. Экспромтом. Он заметно повеселел; жаль, что ему не пришло в голову припасти бутылочку портвейна. Он уже собирался подкрепить свой небольшой ораторский успех кое-какими заимствованиями из речей мистера Черчилля, по тут миссис Бантинг, не догадываясь, что он только сделал многозначительную паузу, предложила ему разрезать пирог.
Эти слова привлекли его внимание к столу и к пирогу — от Бленкинсона, он готов был поклясться, заметив превосходно пропеченную румяную корочку.
— Кусочек пирога, Берт. Пирог с начинкой из дохлой свиньи.
— Джордж!
— Ну да, а разве не так? Спроси Джули.
Джули метнула на него убийственный взгляд, затем, решив изобразить оскорбленную невинность, холодно и высокомерно подняла брови. Робкие потуги мистера Бантинга на остроумие частенько сводились к тому, что он повторял те шутки, которые запрещал говорить другим.
— Ну, как дела на войне, Крис?
О войне Крис мог сказать очень мало. Если ему задавали вопрос, он отвечал кратко и односложно. Да, он летает на «Спитфайре»; да, восемь пулеметов. Он видел немецкие самолеты. Их «Мессершмитты» очень приличные машины; да, чем выше поднимаешься, тем становится холодней. Он отвечал на эти вопросы, точно выполнял служебную обязанность: лично его гораздо больше интересовало, какие фильмы идут сейчас в килвортских кино.
Потерпев неудачу с Крисом, мистер Бантинг повернулся к Берту, положил ему на тарелку еще кусок пирога рядом с остатками первой гигантской порции и спросил, как назвал он свой новый танк.