Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

Гринвуд Роберт

В последние дни перед войной Крис предпочитал общество Берта Ролло и гараж всем другим развлечениям в мире, если не считать свиданий с сестрой Ролло, Моникой, с которой он был в некотором роде обручен. И даже этим удовольствием он готов был пожертвовать, если б ради него пришлось отказать в обслуживании клиенту, чья машина нуждалась в ремонте. В гараже всегда находилась работа, всегда было, о чем поговорить и подумать. Гараж принадлежал им двоим, это была их затея, средоточие их жизни. Но война все изменила, она лишила смысла все их старания.

В последнее время выдавались такие дни, когда Крису совсем нечего было делать, и он сидел сложа руки или читал, или проводил долгие часы в бесцельных размышлениях. С тех пор как Берт ушел в армию, в гараже стало

как-то пусто. Он стоял на перекрестке дорог, за милю от Линпорта, на самом выгодном месте в смысле автомобильного движения, если, конечно, таковое было; но, с тех пор как движение частных машин почти прекратилось, здесь стало пустынно и безлюдно. Клиентов приходилось дожидаться часами; тишина, ни единого звука, кроме грохота проносившихся мимо грузовиков или гула самолета в таком же пустынном небе. Заслышав этот звук, Крис выходил на середину дороги, щурился на солнце, стараясь узнать, какая это машина, и с волнением долго провожал ее глазами, пока она не превращалась в черную точку, сливавшуюся с синевой горизонта.

Сентиментальная мысль устроить встречу в гараже «Обслуживаем без задержки» принадлежала Берту Ролло. Крис не имел привычки анализировать свои ощущения, но сегодня он чувствовал, что это путешествие в Линпорт доставляет ему большее удовольствие, чем многие предыдущие. Настроение поднималось у него с каждой милей, и, когда впереди замаячили разноцветные рекламы, он нажал педаль акселератора и дал гудок, словно возвещая о том, что это скачет сам Джон Пил, король охоты. Он подкатил к гаражу, затормозив с шиком на полном ходу, и вылез из машины, солидно попыхивая своей коротенькой трубкой.

Вот он Берт — в хаки! Ему показалось, что Берт вырос, загорел и стал еще самоувереннее. Он приобрел военную выправку.

— Ах, ты! — крикнул Берт, с братской нежностью оглядывая Криса, с ног до головы (включая и трубку). Наступила короткая неловкая пауза, оба боялись выдать свои чувства. Взрослые заполнили бы ее рукопожатием, но Берт и Крис еще ее прошли тот этап, когда при встречах угощают друг друга шутливыми шлепками по различным частям тела. Поэтому первые несколько секунд они стояли смущенные, и Крис воспользовался этим, чтобы разжечь трубку. Потом он отпер гараж, приглашая Берта войти туда и вдохнуть всей грудью его знакомые запахи.

— А... а... — приговаривал явно взволнованный воспоминаниями Берт, обходя мастерскую, склад, оглядывая и пол, и потолки, и каждый верстак. И вдруг, прервав поток своих вопросов и ответов Криса, он показал на нашивку у себя на рукаве.

— Видал? Ефрейтор Ролло. Со вчерашнего дня. Еще две таких, и я сержант. Я уже водитель танка.

Крис был удивлен и даже почувствовал зависть. Он сказал недоумевающим тоном: — А я думал, ты работаешь по ремонту.

— Дудки-с. Я на комиссии сразу заявил: «Маршировать не желаю и в кавалерию тоже не пойду. Подавайте мне танк».

Зависть снова шевельнулась в душе Криса, но это чувство было так чуждо его натуре, что оно вспыхнуло только на секунду и сейчас же угасло. Тем не менее мысль о том, что вот Берт разъезжает в танке, а он, Крис, накачивает бензин в грузовички каких-то булочников, была мучительна. Ореол, окружавший когда-то гараж, еще больше потускнел.

— Эх, — сказал Берт, — хотел бы я покатать тебя в своем «Нарциссе»! После танка управлять легковой — это просто детские игрушки. На танке, — знаешь, как? Никаких тебе препятствий. Я проезжал сквозь стены, — заметь: сквозь стены! — сквозь изгороди, через канавы, сквозь горящий дом. Фью! О многом пришлось забыть с тех пор, как я сел в танк. Тут надо закалиться. Да-а, тебе бы понравилось. К сожалению, взять тебя я не могу, ведь ты штатский.

Крис чуть покраснел.

— Как вспомнишь, какой скандал поднимают полисмены из-за царапины на уличном фонаре, — задумчиво проговорил Берт, — так просто себе не веришь.

Они подошли к его прежнему рабочему месту, и Берт посмотрел на свой верстак, словно это была школьная парта; сходство нарушалось только портретной галлереей, украшавшей выбеленную стену. Это были все приятельницы

Берта Ролло, а размеры и пестрота коллекции свидетельствовали не только о его влюбчивости, но и многообразии вкуса. Часто бывало так, что, сидя за работой у себя в уголке, он вдруг впервые замечал какую-нибудь черточку в лице той или другой прелестницы, какое-нибудь явное указание на, дурной характер или заносчивость, от которых ему приходилось страдать и которые способствовали приближению разрыва. И он снимал фотографию со стены, пристально ее разглядывал, дивясь своей прежней слепоте, и бросал в печку. Но грустный взгляд Берта говорил сейчас, что среди всех этих почти забытых лиц одно-два оставили раны у него в сердце. В данный момент он больше всего жалел, что ни одна из этих девушек не видит его в пилотке и с ефрейторской нашивкой.

— А как у тебя дела с нашей девчонкой? По прежнему?

— Да.

— Чудесно, — сказал Берт, впрочем, не очень искренно. Разговаривая с Крисом он все время прислушивался краем уха, не едет ли Моника в их семейной машине. Этого бы еще недоставало! Довольно и того, что раньше она вечно крутилась около него и Криса. Крис каким-то таинственным образом безошибочно отличал звук ее машины от всех других и, преспокойно отложив гаечный ключ, спешил ей навстречу. Берту приходилось смирение ждать Криса с незаконченной работой и видеть, как сестрица выходит из машины, поворачивает голову то направо, то налево (чтобы показать профиль) и улыбается точно на сцене, так что поневоле за нее краснеешь. Берта удивляло, что Крис, неглупый парень и лучший механик в здешних местах, не понимает, что все это сплошное кривлянье, и не хочет понять, даже когда ему по-дружески указывают на это. Не он первый оказывался слепым по отношению к сестре Берта, но никто не заходил так далеко, — ведь Крис купил ей кольцо, аметистовое кольцо, и она открыто носит его, будто бы потому, что аметист — ее камень, соответствующий месяцу ее рождения, а на самом деле это подарок жениха, стоивший двенадцать шиллингов шесть пенсов. Берт Ролло никогда не стал бы ухлопывать такие деньги на пустяки. Он тогда сказал Крису, что в году есть еще одиннадцать месяцев и на каждый приходится рождение какой-нибудь красотки.

— Если б ты не послушался ее и пошел в территориальные войска, — сказал он скорее с сожалением, чем осудительно, — были бы мы с тобой танкистами.

— Откуда я знал, что будет война? Почему твой отец не хочет перевести сюда Резерфорда? Мой год скоро призовут. Я вовсе не желаю, чтобы меня сунули куда-нибудь в первую попавшуюся часть.

— От моего папаши толку сейчас не добьешься, — сказал Берт. — Он и дела-то совсем забросил, а в голове только одно — гражданская оборона. Их там целая компания собралась — все его приятели по клубу, — а что они делают? Торчат целый день в полицейском отделении и учатся метать дротики. Он и старика Резерфорда завербовал санитаром. Всех вербует направо-налево, даже мать в покое не оставил. Я рад-радешенек, что не тут, а в армии.

Крис нахмурился, обдумывая это новое препятствие. Он восхищался мистером Ролло; гараж «Обслуживаем без задержки» был обязан ему своим зарождением не меньше, чем мистеру Бантингу. Даже сейчас он существовал как филиал большого гаража Ролло в Килворте. Попыхивая черной сигарой, мистер Ролло постоянно повторял Крису, что линпортский гараж должен продолжать работу и при одном компаньоне, если другой ушел в армию. О соответствующих изменениях будем думать потом. Когда же к нему обращались с расспросами об этих соответствующих изменениях, он отрывался от воображаемого и весьма успешного метания дротика в различные предметы, имевшиеся в конторе, и рассеянно, но терпеливо смотрел вопрошавшему прямо в лицо. Мистер Ролло был ярым спортсменом и часто производил манипуляции спортивного характера тростью, линейкой или тем, что в данный момент находилось под рукой, с поразительной четкостью ударяя по воображаемым мячам и загоняя их в воображаемые лунки. Он так увлекался этим, что иногда его приходилось окликать дважды, чтобы вернуть к действительности. Зато он никогда не сердился.