Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны
Шрифт:
Он стоял на коврике перед камином, широко расставив ноги, попыхивал трубкой и думал о Гитлере и о том, до какой степени этот Гитлер не понимает духа страны, против которой он повел войну.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ледяное молчание, наступившее вслед за тем, как мистер Бантинг объявил о своем повышении по службе, красноречиво говорило о том, что его дети сразу же представили себе тяжелые последствия этого факта. Сама по себе такая перемена была на руку семье; застой в делах у Криса и Эрнеста делал ее как нельзя более своевременной. Но этот факт нельзя было рассматривать в отрыве от всего остального вследствие некоторых недостатков, присущих характеру мистера Бантинга. С тех пор как они себя помнили, отец выносил на своих плечах все бремя материальных тягот, но
Правда, сыновья великодушно признавали, что мистер Бантинг помог им встать на ноги, вложив некоторый капитал в прачечную и переделав свои линпортские коттеджи в гараж. В простоте душевной на первых порах они готовы были видеть в его помощи зарю новой эры. Но свет этой зари был какой-то неверный, призрачный. Дети все чаще и чаще говорили на своих совещаниях (ибо рассуждать следует здраво, не вдаваясь в сентименты), что мистер Бантинг не стал бы брать под свою отеку эти предприятия, не будь у него твердой веры в их прибыльность. И действительно, интерес отца к прачечной и к гаражу то возрастал, то падал в зависимости от степени их доходности. В конечном же счете его негласное участие в делах сыновей приводило к усилению его деспотической власти над их юными жизнями, лишенными, увы, той свободы, которая принадлежала им по праву.
Мистер Бантинг мог теперь возмущаться дороговизной обстановки в кабинете Эрнеста и указывал Крису на всю нелепость выбрасывания денег на рекламу. Стоило выйти какой-нибудь заминке в делах, и мистер Бантинг давал понять, что избежать ее было бы нетрудно, если б только догадались во-время спросить у отца совета.
Изнемогая под тяжестью рабского ярма, дети частенько думали: а не таится ли за простодушием отца прозорливость, превышающая даже их собственную? Или (спрашивали они после некоторого размышления) случайное стечение обстоятельств придает его поступкам кажущуюся дальновидность, которой он на самом деле обладать не может? Взять хотя бы это случайное повышение в должности. Оно вызвано войной, их затруднения тоже вызваны войной. При чем же тут выдержка, решительность и все другие викторианские добродетели, излюбленные мистером Бантингом? Факты говорили сами за себя, но мистер Бантинг истолковывал их по-своему.
Он все чаще становился на коврик перед камином и позванивал мелочью в карманах, выбирая для этого такие минуты, когда Эрнест пытался сосредоточиться, и вид у него был довольный, сияющий, как у человека, который благополучно выбрался на берег и недоумевает, почему другие все еще барахтаются в волнах. Он постоянно учил сыновей: не падайте духом перед трудностями, больше инициативы, надо ополчиться против моря бед и за свое держаться крючьями стальными, как сказал поэт. Если прачечная и гараж не приносят доходов, надо вспомнить одно верное средство, рецепт которого известен старшему поколению: впрягитесь в работу, не жалея сил.
Произнося подобные тирады, мистер Бантинг подразумевал, что если эти трудности все-таки не будут преодолены, то исключительно из-за нежелания следовать его советам. Значит, не впряглись в работу или впряглись, но недостаточно или не так, как впрягся бы сам мистер Бантинг, вернее, не так, как он впрягался в молодости. Никто не мог пожаловаться, что мистер Бантинг скупится повторять свои наставления.
Он опять стал самим собой, как трогательно уверяла их миссис Бантинг. Крис же задумчиво заметил однажды, что если его дела не поправятся, он не сможет выходить из дому до тех пор, пока отец не купит ему новые подтяжки, ибо страсть мистера Бантинга к разумной экономии вспыхнула с новой силой и была поставлена теперь на службу империи. Всем, кто разжигал камин, напоминалось, что грузовики нужны теперь для военных целей, а не для доставки угля, каждый недоеденный кусочек становился темой для лекции об исключительной важности экономии места на кораблях торгового флота. Теперешнее время требует от нас самоограничения и напряжения всех сил. Что же касается трудностей, то они есть и у фирмы Брокли, но фирма Брокли старается преодолеть их, прилагает к этому все силы и действует с такой энергией, какая другим и не снилась.
В промежутках между этими лекциями мистер Бантинг ходил по дому, жужжа что-то себе под нос, точно пчела, и слегка дивился своему избавлению от гастрита. Вероятно, это чисто нервное. Причины психологического порядка. Он открывал «Домашний лекарь»
Эрнесту пришлось однажды целый вечер слушать это посвистывание. Он сидел за столом в гостиной и выписывал своим четким почерком цифры, подсчитывая, во что обойдется прачечной затемнение, в зависимости от того, какой ширины брать материал. Этот непроизводительный расход сердил Эрнеста, но всякая возня с цифрами доставляла ему удовольствие, и он производил подсчеты с обычной своей аккуратностью — до последнего пенни. Позади цифр, в глубине его сознания, бродили обрывки каких-то мыслей, но так бывало с ним и за роялем. На затемнение верхнего света — новинки, введенной в прачечной с целью экономии электричества, — уйдет несколько лишних фунтов. Мистер Игл, с самого начала восставший против верхнего света, не преминул подчеркнуть этот факт, что, по мнению Эрнеста, было неблагородно. Откровенно говоря, в словах мистера Игла слышалась даже ирония, словно ему было смешно наблюдать, как еще одна замечательная идея Эрнеста обернулась против него. До сих пор прачечная обходилась без верхнего света, и нововведение Эрнеста не пошло ей впрок, — доказательство было налицо.
Эти трудности и многие другие были следствием войны. Будь они следствием усилий всей нации, направленных на осуществление тех простых мер, которые улучшают жизнь, Эрнест первый согласился бы ради этого на любую жертву. Но сейчас все уходило в какую-то прорву, хуже, чем в прорву, — вся лихорадочная деятельность, которую он наблюдал вокруг себя, носила разрушительный характер. Каждая бомба обходится, наверное, в сотни фунтов, а нанесенный ею ущерб исчисляется тысячами. Во всей Европе, где так велика нужда в лучших больницах, лучших жилищах и в научно-исследовательских лабораториях, люди заняты производством бомб. Бомбы сбрасывают на больницы и лаборатории. Если патриотизм требует этого, Эрнест не желает иметь с ним ничего общего.
Подобные мысли никогда не тревожили Криса, вечно поглощенного личными делами. В данный момент он изучал по последнему номеру журнала «Полет» хвостовое оперение у бомбардировщика типа «Бленхейм». Бегло проглядев заметку на эту тему, Крис обратился к фото, на котором была изображена внутренность кабины истребителя типа «Харрикейн», и сразу же весь загорелся. «Вот, значит, где ты сидишь!» Когда-то он с восторгом созерцал передний щиток какого-нибудь ролл-ройса, но теперь какие уж там ролл-ройсы. Крис давно перестал читать автомобильные журналы, теперь он таскал домой только литературу по воздухоплаванию. У него в спальне валялись груды журналов «Аэроплан», «Полет» и «Аэронавтика», которые он ни в коем случае не согласился бы сдать в утиль на пользу государству. Авиация поглощала все мысли Криса. Его мать больше всего опасалась, что они с Ролло-младшим соорудят собственными силами аэроплан и пустятся на нем в какую-нибудь смертоубийственную авантюру. Но отец критиковал его более последовательно. Когда Крис служил в банке Барклэй, его интересовали одни автомобили, теперь же, работая в гараже, он интересуется самолетами. Повидимому, отвлечь его от изучения самолетов можно только таким путем: устроить на какой-нибудь завод, где их делают.
Внимание Криса, устремленное на «Харрикейн», отвлекалось лишь непрестанной возней с трубкой. Это была его первая трубка-бульдог, короткая, массивная; курить такую было бы в самый раз человеку лет пятидесяти. Крис пробовал держать ее сначала в правом углу рта, потом передвигал влево, потом на середину. Ему и в голову не приходило, что искусство курения трубки сопряжено с такими трудностями, главную из которых составляло поддержание в ней огня. Несколько раз он был вынужден бросать «Полет» и в течение по крайней мере полминуты энергично пыхтеть трубкой, после чего голова у него слегка кружилась, а в горле появлялось такое ощущение, словно там была содрана вся кожа. Крис уже начинал думать, что выбрал неподходящий сорт табака.
— Сколько ты спичек нажег! — сказала Джули, глядя на пепельницу. — Дай-ка я их выкину, пока папа не пришел.
— Это не его спички.
— Ты забываешь, что страна ведет войну, и...
Эта цитата из мистера Бантинга была оборвана на полуслове Эрнестом, который зашуршал газетными листами, напоминая, что он занят серьезной умственной работой.
— Откуда у тебя трубка? — прошептала Джули. — Божественная Моника подарила?
— Да, — сдержанно ответил Крис.
— Божественная хочет, чтобы ее Кристофер был настоящим мужчиной?