Мистерия
Шрифт:
— Ты пришел! Ты вернулся, живой! Баал, он вернулся!
— Да вижу я. — Раздалось с соседней кровати. — Пришел, и стоит ко мне жопой, а я все пытаюсь понять — мираж он или нет?
Лагерфельд тут же развернулся, расплылся в широкой улыбке и пожал протянутую ладонь Регносцироса.
— Привет, друг. Как ты? Получше — я вижу, что получше, — чем твой сосед.
— Да он тоже ничего, выправляется. Нет, надо же! Пришел… Канн, мы его дождались!
— Блин, все еще думаю, что, может, он глюк?
Голос Аарона хрипел, как продырявленный
— Сам ты глюк.
Вот теперь счастье принялось вливаться внутрь, и док, наконец, почувствовал ее — настоящую искреннюю радость. Он вернулся. Друзья живы. Его ждали.
— Ты нашел? Скажи, ты нашел то, что мы искали? — Баал попытался сесть, но лишь сумел подняться на локтях и на том оставил бесполезные попытки — его черные глаза лихорадочно блестели. — Скажи, что мы ходили туда не напрасно, а? Ну, скажи.
— Я нашел. — Кивнул Стив. — Нашел эту дверь, нашел источник и принес Дрейку ответ.
— Вот говорил же! Я говорил, что наш док не так прост! — Через кашель ликовал стратег. Заходился в сотрясающем его приступе, вытирал губы ладонью и улыбался широко, как подросток. — Не съели его твари, не достали гады! Я знал, я верил!
— Ты лежи…
— Да я лежу! Думаешь, помру теперь, когда все будет хорошо? Ага, щас! Как это: мир расцветет яркими красками, а стратега мирно зароют в земельку и цветочки сверху положат? Не дождетесь!
И он снова закашлялся.
Баал молчал, смотрел куда-то вдаль и улыбался.
Лагерфельд знал — время вопросов наступит позже, а сейчас наступил тот самый чертовски важный для всех момент осознания — они смогли, они это сделали. Все вернулись живыми, никто не погиб, добыли ответ. Пусть даже руками всего лишь одного из них, но ценность от этого неизменна. Старались все: прикладывали усилия, шли, боролись.
И пришли. Ответ у Дрейка, и, значит, мир не рухнет.
Ну, шанс есть. Док не стал делиться опасениями — пока незачем.
— Тебя не ранили? Как ты вообще сумел так долго там находиться, ведь по моим прикидкам наши щиты должны были давно сесть?
— А он и сел. Но это длинная история, и рассказывать ее я буду, когда ты встанешь на ноги.
— Слушай, не будь таким же гадом, как Баал! Тот постоянно шантажирует, что не будет досказывать свою историю, пока я не смогу продержать глаза открытыми хотя бы полчаса. Вы что, сговорились?
Лагерфельд рассмеялся.
— Умница, Баал. Умеешь правильно мотивировать на выздоровление.
Регносцирос довольно ухмылялся; Стив покачнулся на ногах, почувствовал, что колени уже не держат.
— Я пойду. Мне надо кое-кого проведать да немножко поспать. Я ведь сам — еще часа не прошло, как вернулся. Пыльный, грязный, голодный. Помыться бы, перекусить да завалиться на горизонтальную поверхность.
— Это да, это надо! — Поддержал Аарон; голос его вновь стал слабым, едва слышным. — Ты только заходи, как проспишься.
— Конечно.
Когда
— Я знал, что его нет в мире мертвых. Черт возьми, знал это! И я был прав. А ты все сомневался в моих способностях, старина, все твердил, что их «отсосали» тени. Слышь? Вот он, наш док, вернулся, и ни царапины на нем. Эх, молодец! Все смог, не то что мы с тобой, дохляки…
Но Аарон не ответил — он — обессилевший — уже спал.
— А еще истории просит. — Беззлобно поворчал Баал. — Не истории тебе, а короткие анекдоты в одну строчку, чтобы пузо от смеха надорвал.
И он сам — довольный, как редко когда раньше, — подложил под щеку руку и закрыл глаза.
Поначалу Тайра обрадовалась.
Открыла глаза и обнаружила себя не в каменной темнице, а в хорошо освещенной и дорого обставленной комнате. Свесила ноги с дивана, на котором спала и огляделась. Два кресла, прозрачный столик, заклеенные бумагой с бледным рисунком стены, толстый ковер под ногами — пушистый и мягкий, тоже дорогой, наверное. Провела ладонью по бархатистой обшивке подлокотников, дотянулась до лежащих рядом глянцевых книжек с тонкими страницами, пролистала их быстро и без интереса — так много цветных картинок и так мало текста, о чем они, — но секундой позже почувствовала, что хочет в туалет, и тут же забыла о находке. Заскрежетала зубами, запританцовывала и отправилась искать горшок.
Где же он?
Дверь из большой комнаты вела в малую — крайне странную на вид. В углу приземистый белый обтекаемый предмет с крышкой сверху, к нему из стены тянется труба. Рядом сияющая белая лохань — такая чистая и гладкая, что, ступи в такую, обязательно поскользнешься.
Она потрогала — холодная.
Над раковиной, как и над лоханью, располагался серебристый отросток с двумя вентилями — для чего? Зеркало испугало ее и заставило отшатнуться — это кто, она? Бледная, тощая и ужасно непричесанная? Приблизившись, Тайра долго рассматривала собственное лицо, волосы, трогала губы и подбородок, ужасалась грязной шее — она замарашка, ужасное на вид чумазое отребье — как Стив ее все это время терпел рядом? Затем коснулась поверхности пальцами — надо же, какие чистые у них зеркала — смотришься, как в воду, не то, что в доме Раджа — серые и мутные.
Вновь почувствовала, что нестерпимо хочет в туалет, и с удвоенным рвением принялась искать горшок. Открыла ближайший шкафчик, на полках которого обнаружила пушистые полотенца, пахучие куски мыла, ароматные настойки в бутылочках и запечатанные в прозрачную хрустящую пленку щеточки (может, для зубов? Удобные, если так) и едва не взвыла от отчаяния.
Может, местные жители не мочатся? Или делают это как-то по-особенному? Куда же они прячут ночной горшок, ведь у добрых людей он всегда стоит перед дверью в углу?