Мистификация дю грабли

Суров Сергей

– Живого места иногда на нем не было, а всё равно воровал! – с ликованием поддержал старейшин рыжий. (Опять соврал. Как можно говорить про то, чего не видел и не знаешь?)

– Иди, молодой, да обрадуй племя! – толкнул его пинком под зад к выходу Беня.

На следующий день после ночного гуляния по случаю определения родоначальника племени по жребию был выбран первосвященник. Затем были перевыборы и выбрали сразу троих. Однако первый избранник остальные выборы не признал и объявил земного Господа своей собственностью. Самозванцам предложил попробовать выкурить его из захваченного им храма-тыквы. Наступило затишье – всем нужно было время, чтобы понять это событие, да и с Лилит нужно было

что-то делать…

Обычай предков старшины исполнили в самом дальнем доме-арбузе, чтобы более молодые укры раньше времени не впали в искушение. Пока Лилит в течение нескольких дней и ночей открывала для себя новые способы общения с самцами по очереди, рыжеусый с огромным белым капустным листом на палке в руках в сопровождении сватов-укров успел провести переговоры с Господом.

Сама встреча происходила ранним утром на самой высокой горе, обрамленной причудливыми по форме и цвету скалами, с которых в долину низвергались водопады, заполнявшие большое прекрасное озеро. Солнце со всех сторон бесстыдно смотрелось в него, как в зеркало, любуясь собой и не обращая никакого внимания на укоризненные взгляды ангелов. Господь поудобней устроился на облаке, как на диване, и оттуда незаметно оглядел гостей.

И только вот в таком невидимом состоянии он согласился принять услугу (или дар) от великих укров и назначил день для свидания Адама с Лилит. Взамен он при свидетелях вызвал зелёных человечков (как оказалось, полицию нравов) с ближайшей летающей тарелки и организовал сеанс связи со своим коллегой с Сириуса. В ожидании его укры с нескрываемой радостью встали в круг, затем затопали и двинулись по кругу, прихлопывая руками по своим ягодицам. Через некоторое время они хором завыли:

– Москаляку – на гиляку! Смерть ворогам!

– Любо, друзи, любо! – раздался в небе родной незабываемый голос Господа с Сириуса, прервав эти вопли. – Будут вам москали, будут! А теперь ну-ка сгинули!

Укры вдруг стали лопаться, как мыльные пузыри, и лёгкими дымными фитильками исчезать в порывах внезапно подувшего лёгкого ветерка. Уцелел только рыжеусый. Один из ангелов, перебросив на другое плечо топор с длинным топорищем, украшенным цветными ленточками, подкрался к нему сзади и наградил его сильнейшим небесным пинком. Так и не узнали великие укры, о чём же разговаривали два Господа. Пришлось им самим выдумывать и приписывать создателям вселенной свои фантазии.

Господь Земли в разговоре с Создателем Сириуса всё-таки в чём-то ещё сомневался, но так, по мелочи. Он, правда, уточнил у своих ангелов происхождение Лилит. Девушка благородного происхождения из временами прямоходящих приматов его полностью устроила.

С Лилит укры прощались неохотно – особенно те, кто не успел пообщаться с ней наедине по обычаю предков. Её привели на вершину холма, окружённого тремя рядами частокола из неошкуренных стволов деревьев. Внутри горело множество костров, над которыми были подвешены огромные котлы. В каждом таком котле можно было разместить целую семью приматов. Горы черепов за холмом были легко узнаваемы – они могли принадлежать только приматам. Туши разных животных уже освежеванные висели на кольях или просто были свалены в огромные кучи. Пахло, точнее, воняло невообразимо.

Лилит с ужасом увидела возле входа своих ещё живых лежащих в ряд связанных по рукам и ногам сородичей – это были охотничьи трофеи Великих укров. Но её, перепуганную, дрожащую от страха, повели не к ним, а к скопищу укров, окружавших холм со скорлупами огромных кокосов в руках. Все они семьями сидели у своих костров. Вскоре из ворот предприятия общественного питания племени повара на нескольких носилках вынесли котлы, и началась раздача пищи.

Всё это сопровождалось невероятным шумом и давкой: укры

выпихивали друг друга из очереди, роняли свои скорлупы на землю, давили их ногами и кусали острыми зубами друг друга за что придётся. Повара, не обращая внимания на это безобразие, половниками, выдолбленными из цельных деревьев, выливали горячее варево иногда прямо на головы страждущих. А в ворота кухни на холм степенно проходили старшие укры – каждый из них при себе имел личный тазик, вырубленный из камня.

После обеда Лилит, с головы до ног измазанную объедками и грязью, старшины выдернули из толпы злобно урчащих и чавкающих укров и повели к озеру. Там несколько самок-укров, бесцеремонно схватив её за лапы, стали окунать в воду и время от времени пытались оттереть её шерсть пучками сухой травы. Всё это время Беня и Мыкола точили о прибрежный камень свои обсидиановые ножи. По их знакам самки выволокли Лилит на берег и разложили её на песке.

Лилит зажмурилась, покорно выполняя требования укров. Было очень больно, когда они принялись скоблить её тело этими страшными предметами. Несколько раз то Беня, то Мыкола, забываясь, приступали к свежеванию. Лилит взвизгивала от боли, они приходили в себя и продолжали дальше свою, непонятную для нее процедуру. Вскоре Беня, удовлетворенно хмыкая от проделанной им работы, остановил Мыколу:

– Таки на человека стала похожа. Как бы из Сириуса девка человеческая теперь. А то эволюция, эволюция… Ты глянь, какая красотка случилась… Мыкола, что это у тебя?

Мыкола с недоумением посмотрел на свою набедренную повязку, которая давно уже шуршала и дыбилась. В отличие от напарника, у Бени было всё в порядке. С нескрываемой враждебностью загорланили самки, но выразительный взгляд Бени быстро их успокоил. Они, ворча и повизгивая, стали наблюдать за Мыколой, который, по-свойски пристроился к Лилит. Лилит почувствовала что-то неприятное – вся кожа зудела и неприятно стягивалась после бритья. Но была покорной и осторожной под Мыколой, чтоб не огрести за просто так пару оплеух. Когда Мыкола завершил с громкими стонами свое дело и поднялся вместе с Лилит, самки по приказу Бени бросились собирать клочья шерсти, оставшиеся после бритья жертвы любвеобильных укров. (Беня добровольно к своей выгоде отвечал перед племенем за снабжение всех утрамбованными шерстяными подстилками на ночь. Гешефт, однако.) А вот у Лилит, которая только-только свыклась с мыслью, что её больше ничто не испугает на свете, случилась истерика:

– Что это? – ощупав свою голую кожу, она разрыдалась так, как не приходилось ей рыдать прежде. Она глотала слёзы и давилась уже освоенными словами разумной речи. Беня схватил её за плечи и со всего размаху закинул в речку. Самки снова принялись её полоскать. Затем великие укры отвели её к самым старым дамам племени, которые занялись её обучением правилам хорошего тона. Срок выдачи Лилит Адаму приближался. Она об этом уже знала и покорно ждала своей новой участи. За это время Лилит научилась более членораздельно, понятно говорить и ходить на двух ногах. За попытку встать по привычке на четвереньки её беспощадно лупили старухи-великанши.

Но однажды утром её разбудили, покормили фруктами и повели к выходу из этого негостеприимного становища. Проводниками были рыжий и две визгливые самки в сопровождении отряда укров, вооружённых дубинами и трезубцами. Переругиваясь с ними, самки крепко держали Лилит уже не за лапы, а за руки и враскоряку тащились по узкой тропинке среди высоких трав. Солнце лениво огибало верхушки исполинских деревьев и нещадно обжигало гладко выбритую кожу пленницы. Наконец зашли в лес. Стало прохладней в тени гигантских папоротников и под смыкавшимися в единое целое кронами невообразимых по своим размерам деревьев. Идти пришлось долго.