Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России
Шрифт:
группу людей, в которых она узнала своего Учителя с учениками. Протянула к Нему
Мария руки, упала на колени и заплакала от радости, что привелось ей снова увидеть того,
чье слово она несла в веках и мирах, и от боли, что не знает, как высказать все, что
накопилось у нее за это время.
И спросила только:
– Господи, много жизней прошла я, но чувствую, что не так учила, как учил нас Ты! Что
же мне сделать для того, чтобы стать подлинно
А Учитель ответил ей, ласково поднимая ее с колен:
– Главное - люби. Люби каждого, но не бойся согрешить, когда этого требует от тебя
любовь…
И тогда прозрела Мария из Магдалы. И когда началась ее новая жизнь, она не
побоялась солгать матери, что сын ее жив и, может быть, вернется еще к ней, заронив
надежду в материнское сердце; она спасала людей, когда это было нужно, не думая, что
отягощает себя грехами, потому что радостно было ей видеть возвращавшихся к жизни
людей. И когда это понадобилось, она не побоялась поднять людей на восстание против
извергов, потому что любовь должна быть не только щитом для невинных и слабых, но и
мечом против злодеев…
А потом наступили предугаданные сроки, и ангел Смерти, приветствующий подвиг
Марии из Магдалы, поднял ее в высший космос.
7. Агасфер
Он шел быстро, куда обращался его взор, не отличая дня от ночи, часто сворачивая в
стороны и не замечая этого. Когда усталость становилась чрезмерной, он падал на месте и
засыпал, а проснувшись вскакивал и снова шел и шел, отгоняя от себя назойливые мысли.
Он избегал встреч с людьми, боясь, что завязавшийся разговор коснется недавних
событий… Наконец перед ним блеснуло море, и он пошел по его берегу, а вскоре перед
ним раскинулся большой приморский город.
Голод и жажда томили его, и, войдя в городские ворота, он напился у первого же
фонтана. Затем он зашел в лавку, чтобы купить хлеба. Какой-то покупатель рассказывал
135
лавочнику о событиях в Иерусалиме, в том числе и о том, как некий Агасфер на крестном
пути Христа на казнь оттолкнул его от стены своего дома, когда тот прислонился, чтобы
перевести дыхание. И возмутился слышавший жестокосердию Агасфера, но в тот же миг
вспомнил, что он и есть этот Агасфер, который не дал отдохнуть несчастному и прогнал
его от дома своего. И ужас снова охватил Агасфера: он бросился из лавки, чтобы не
слышать рассказа говорившего, повторявшего его имя.
Ноги принесли его в гавань, где оканчивалась оснастка корабля, готового отправиться в
путь. Агасфер нанялся рабочим, и все эти дни, куда бы он
себе и своей жестокости. Когда корабль был нагружен, он нанялся на него плотником,
потому что хотел как можно скорее и дальше уйти от Иудеи.
Но если он мог убежать от иудеев, он не мог убежать от рассказа о своей жестокости.
Об этом говорили матросы во время перехода в Афины, и едва только корабль причалил,
как Агасфер потребовал расчет и сошел на берег. Здесь он сразу попал в толпу горожан,
обсуждавших казнь пророка в Иерусалиме и жестокость еврея Агасфера. Каждый новый
рассказчик приводил новые подробности, и каждый новый рассказ все больнее и больнее
язвил сердце Агасфера, заставляя его метаться по городу, а затем бежать из Афин дальше.
Но на первом же привале в придорожной таверне, спросив лепешку и кружку вина, он
услышал за соседним столом свою историю…
Агасфер шел все дальше к северу. Менялась природа, менялись люди, менялись языки,
но куда бы он ни попадал, на всех языках, которые ему дано было теперь понимать, он
слышал рассказ о жестокости Агасфера, о его запрете перевести дыхание обессиленному
Иисусу.
Наконец он дошел до страны, в которой, казалось бы, никто не должен был знать и
интересоваться делами в Иерусалиме. Здесь жили варвары, не имевшие еще понятия об
истинном Боге, поклонявшиеся деревьям и рекам, и язык их был непонятен страннику. И
Агасфер поселился среди них. Но едва только он начал связывать смысл слов чужого
языка, едва только начал понимать говоривших, как услышал, что и здесь на все лады
обсуждают жестокость еврея Агасфера, отринувшего от порога своего дома праведника и
мученика.
И ему снова пришлось бежать неведомо куда, потому что Агасфер не мог больше
слышать свое имя, то имя, которое он таил ото всех: каждый раз, приходя в другую страну
или город, он должен был называться новым именем, чтобы не поняли, что он - тот, о ком
так много говорят… Но не было ему покоя, потому что ни один чужой язык не оставался
ему непонятен, и на всех языках встреченные им люди говорили только о жестокости
Агасфера.
Он достиг глубочайшей старости, переходя из страны в страну, из города в город, но
напрасно призывал смерть. Много раз Агасфер пытался покончить с собой, но что бы ни
делал, это не приносило успеха. Веревки и ремни обрывались, узлы развязывались,
ломались стальные лезвия, раны мгновенно заживали, а яд не оказывал своего