Млечный Путь №1 (1) 2012
Шрифт:
Повесть Лема «Футурологический конгресс» (1971) тоже была написана задолго до киберпанка: виртуальная реальность вытесняла реальную действительность, как и у Дика, посредством химии – только не на уровне отдельно взятой личности, а в глобальных масштабах. В воздухе интенсивно распыляли особые вещества, отчего восприятие мира жителями мегаполисов сильно корректировалось. Пресловутый «эффект Матрицы» у Лема достигался безо всякой Матрицы, при помощи одних только мощных галлюциногенов. Промозглая погода казалась солнечной, пожилые инвалиды – молоденькими крепышами, ржавые остовы машин – машинами настоящими, брюква – икрой и фуа-гра. Протез реальности был так хорош, что проводников, неловко возвращающих людей из сна золотого в промозглость и разруху, ненавидели, как врагов. И желали обратно, в сон…
Майкл Крайтон, живой классик сразу нескольких жанров, мог бы, пожалуй, оттеснить Гибсона с пьедестала – кабы не так отвлекался в своих многочисленных романах
Однако вернемся к «чистым» представителям жанра и заметим, что не кибернетикой единой жив киберпанк. Второй из основателей жанра, Брюс Стерлинг в романе «Схизматрица» (1985) добавил к железкам еще толику генной инженерии – в ту пору абсолютно фантастичной. «Передний край генных технологий захватили Черные Медики – экстремисты с комет и Колец Урана, а также пышным цветом расцветающие постчеловеческие общины типа Метрополярии, Кровавых братьев и Эндосимбиотиков. Они сбросили с себя все человеческое, как околоплодный пузырь», читаем в «Схизматрице». Тому, кто открыл книгу наугад, трудно отделаться от желания заменить в слове «Schismatrix» вторую литеру «s» на «z», чтобы название звучало как «Шизматрица». Однако мир, описанный в романе, по-своему логичен: просто зиждется на законах, отличающихся от привычных.
Как и в случае с идеями Гибсона, идеи Стерлинга развивались уже в новейшие времена – в интересах фантастико-приключенческого жанра. Прежняя машинерия обогащалась новыми гаджетами, и каждый из них, корректируя картины придуманного мира, все-таки, главным образом, работал на сюжет, обостряя его.
Одним из наиболее наглядных примеров удешевления киберпанка, приспособления его к конкретным нуждам массовых жанров является трилогия Майкла Резника «Вдоводел», «Вдоводел воскрешенный» и «Вдоводел исцеленный» (1996–1998). Примечательно, что на первом этапе своего творчества Резник увлекался, по преимуществу, fantasy, и лишь позже обратился к авантюрной science fiction. Читая трилогию Резника, понимаешь, что шотландскую овечку Долли и немецких романтиков иенской школы с их излюбленным мотивом «вечного возвращения» объединяет революционная идея клонирования. При соответствующей технологии воспроизводства клонов даже безвременная смерть оказывается явлением временным. Сколько ни изничтожай героя, он будет упрямо являться к своим убийцам вновь и вновь: количество клеток, из которых можно лабораторным путем вырастить новую живую особь, почти бесконечно.
В романах Резника описано грядущее, когда изготовление зрелых клонов из материала заказчика чисто технически не составляет большого труда. Суперкиллер, главный герой дилогии, явлен читателям в двух ипостасях. Первая мерзнет в криогенной камере, дожидаясь, пока человечество научится лечить поразившую героя болезнь. Ипостась номер два, выращенную на заказ, автор отправляет исполнять опасные задания – дабы разжиться деньгами, столь необходимыми для дальнейшего сохранения прототипа в холодильнике. Очередному клону приходится вылетать на большую космическую дорогу и с помощью боевого лазера зарабатывать на бессмертие… Все бы ничего, но есть один вопрос, мучительный для каждого генетического двойника героя. Кем же ему юридически приходится тело в морозильнике? Папой или братом? Братом или папой? От прямого ответа политкорректный фантаст уходит. Клон его разберет кем.
В романах Резника, однако, психологическая проблематика третьестепенна, да и футурологическая составляющая – лишь дань условностям жанра. Иные наследники отцов киберпанка оказались не столь расточительны. Взяв на вооружение гаджеты, авторы создают произведения, в которых психология персонажей в значительной степени определяет развитие сюжета, а задействованные
Так в мире фантаста Ричарда Моргана – автора романов «Видоизмененный углерод» (2002) и «Сломанные ангелы» (2003) – человеческая оболочка не константа. Люди открыли новые свойства углерода и теперь можно без хлопот «перегружать» сознание из одного тела в другое. Господа побогаче получают вечную жизнь, оплачивая перемещение из тела в тело. Мало того, этих толстосумов нельзя даже убить окончательно, поскольку копия их мозга содержится в специальном хранилище, а информация раз в двое суток обновляется. Поэтому «убитый» будет восстановлен, потеряв лишь 48 часов. Морган конструирует жутковатую реальность, где кончина временна, где главное наказание – не смерть, но пытка, и где на свалке можно приобрести пару килограммов живых душ, заключенных в стальные цилиндрики, воплотить их в дешевые синтетические тела и пустить в оборот. Словом, как говаривала мумия из первого фильма «Мумия»: «Смерть – это только начало…»
Романы Моргана – не худшая инкарнация изначальных идей киберпанка. То же можно сказать и о романе Дэвида Брина «Глина» (2002), произведении не только приключенческом, но и социально заостренном. Согласно Брину, генная инженерия перевернула многие привычные представления; развитие общества сменило вектор. Если у Моргана и Резника клонирование самих себя – удел граждан с кое-какими деньгами на счету, то в романе Брина изготовление личных копий поставлено на поток. У каждого представителя среднего класса есть дома «мини-пекарня», в которой можно за пару часов изготовить свой слепок и отправить его вместо себя по делам. Можно модифицировать тело – добавить ему жабры или щупальца, если предстоит, скажем, работа под водой.
От живых людей эти существа отличаются исполнительностью и крайней недолговечностью: они живут не более суток, потом возвращаются в прах и глину, из которой созданы. Хозяева-«оригиналы» могут перегрузить память големов в свою и оставить себе их впечатления за день, а могут проигнорировать, если работа рутинна.
«Технология дублирования, – меланхолично замечает рассказчик, – уничтожила профсоюзы, породила массовую безработицу, спровоцировала десяток войн, прекратить которые удалось только ценой неимоверных усилий дипломатов и крупнейших мировых лидеров. И некоторые еще утверждают, что нет такой вещи как прогресс. Прогресс-то есть, с ним бы как-нибудь справиться». Увы, с прогрессом поделать ничего нельзя – детская болезнь технофобии осталась в прошлом. Адепты киберпанка, в разных его изводах, призывают расслабиться (или напрячься – без разницы) и получить удовольствие от тех странностей, которые ожидают нас впереди. Лучшие книги мастеров жанра – вдохновенный гимн любопытству, которое остается неотъемлемым атрибутом человеческой натуры, даже когда homo sapiens уже не вполне homo.
Юрий Лебедев Новости науки в зеркалах Интернета
Наука – это огромная фабрика новостей. Каждая научная публикация содержит новость. И, даже если брать только публикации «первой пробы» – в рецензируемых международных журналах, – их количество в 2007 г. по данным Национального научного фонда США ( http://www.rodon.org/society-100201110247 ) составило 758142 оригинальных статьи. Сегодня оно наверняка приближается к миллиону в год (или, что то же самое, к публикации в минуту!). А если учесть и остальные источники информации (национальные, региональные, отраслевые, университетские журналы и разного рода сборники материалов научных конференций), то число это возрастет, по меньшей мере, на два порядка. Так что уже сегодня читателя почти буквально захлестывает новостной поток – не успеешь и глазом моргнуть, как перед тобой научная новость. Важная или нет? «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» Коротенькая (одна страница!) статья Б. П. Белоусова «Периодически действующая реакция и ее механизм» была опубликована в советском ведомственном «Сборнике рефератов по радиационной медицине за 1958 г.», а сейчас является одной из самых цитируемых в мире статей российских химиков. Кто мог прочесть эту работу в подлиннике? И как было угадать в ней «информационный бриллиант»?
А языковый барьер? Конечно, основной поток идет на английском, но наука стремительно растет не только в англоязычных странах. Так, согласно тому же исследованию Национального научного фонда США, за последние 15 лет рост публикаций «первой пробы» самым стремительным был в Иране (25,7 % в год!), который в результате занял 27 место в мировом рейтинге количества таких публикаций. Вслед за Ираном по темпам роста идет Китай (16,5 %), занимающий второе место после США в этом рейтинге. А после него Таиланд (41 место), Турция (19 место) и Южная Корея (10 место) – более 14 % в каждой стране. Понятно, что при таких темпах роста места в «табеле о рангах» мировой науки у этих стран быстро поднимаются. (Кстати, у идущего на 22 месте Израиля этот прирост только 1,2 %, а у находящейся на 14 месте России и вовсе падение на 2,4 % в год).