Мне есть что вам сказать
Шрифт:
Ознакомьтесь внимательнее с новой формулировкой Блэра четвертого пункта: «Права, которыми мы пользуемся, отражают обязанности, которые мы должны исполнять». Это наводит на размышления. Создается впечатление, что Блэр придумывает цепочку красивых формул, начиная с «Ваше право – жить: ваш долг – не убий». И далее: «Ваше право – жевать жвачку: ваш долг – не лепить ее под сиденье» и так далее. На самом деле баланс между правами и обязанностями – совсем иной. В наши дни «право» – это обычно соответствующий официальный документ, который часто стоит налогоплательщикам денег. Обязанности в то же время рассматриваются как моральные обязательства, но без какого-либо принуждения, кроме укоров совести. Права и обязанности могут расти рядом, как щавель и крапива, во что, похоже, верит Блэр. Стоит ли говорить о том, что современные британцы охотнее пользуются правами, чем исполняют предполагаемые обязанности (как, впрочем, и в пищу они более склонны употреблять щавель, а не крапиву). Курильщики обычно выбирают право курить, а не обязанность беречь здоровье других. Тот, кто страдает от вросшего ногтя, скорее вспомнит о своем праве вызвать медицинскую помощь, чем
Парадокс и стыд в том, что такая культура «приоритета прав» усиленно взращивалась при тори. Вопреки своей риторике это правительство инициировало бурный рост всевозможных прав и льгот, и не только увеличением расходов на старые права, но и на новые тоже. Можно привести в пример Закон о детях 1989 года, который дает детям права в отношении их родителей. Можно упомянуть законопроект «О дискриминации по инвалидности», который тори внесли на рассмотрение в январе и который предусматривает непомерные расходы в промышленности. Типичный образец подобных затрат – решение Мейджора скорректировать детские пособия даже для самых богатых семей. В итоге бюджет государства всеобщего благосостояния увеличился на ошеломительные 75 % в реальном исчислении с 1979 года. Неудивительно, что правые консерваторы взбешены и разочарованы правлением тори и желают, чтобы оно закончилось.
Тони Блэр, возможно, и обращает внимание лейбористов на «обязанности», но он не может игнорировать их важнейшие интересы, которые неизменно связаны с расширением всевозможных «прав». Блэр даже не сумел пошатнуть убеждение профсоюзов в том, что мы все имеем «право» на минимальную зарплату. Кроме того, Блэр решительно настроен, оказавшись в правительстве, принять детально расписанные права Европейской социальной хартии: минимальный отпуск, минимальный отдых в течение недели, отпуск по уходу за ребенком для отца.
Как минимальная зарплата, так и социальная хартия нанесут ощутимый удар по рабочим местам. И каков ответ лейбористов на безработицу? Всем, кому интересно, с какими проблемами столкнется премьер-министр Блэр, следует читать Tribune, орган левых лейбористов. В номере за эту неделю Роджер Берри, депутат от округа Бристоль Кингсвуд, выдвинул блестящую идею о предоставлении «права» на работу. Он подсчитал, что обеспечение занятости каждому из миллиона безработных, например предоставление места в мастерских, где вырезают лобзиком или плетут макраме, обойдется всего лишь в lb20 000 на человека. А это «всего» lb20 млрд бюджетных денег, говорит Берри, который является экономическим корреспондентом Tribune.
Лейбористы отметут те немногие улучшения, которых добились тори для государства всеобщего благоденствия, например вознаграждения для тех, кто ищет работу, предназначенные стимулировать людей искать работу, а не стоять в очередях за пособиями. Лейбористы откажутся от планов тори накапливать собственные пенсии, в результате с будущих налогоплательщиков будут взиматься неподъемные сборы на нашу старость.
Что хуже всего, концепция «долга», выдвигаемая Блэром, при тщательном рассмотрении оказывается порочной. Он отнюдь не желает оставлять ответственность на личное усмотрение, он хочет передать местным властям больше полномочий для решения проблем с шумными радиоприемниками, опасными собаками или бродячими детьми. Это не есть долг; это законное принуждение и хорошо знакомый излюбленный прием лейбористов. Сидя на своих местах позади Блэра, депутаты-лейбористы знают, что новый разговор об обязанностях служит просто огнем для прикрытия расширения прав и, следовательно, трат. Отсюда и опасное самодовольство.
Все остальные тем временем должны понять, что нам пускают пыль в глаза. Британское общество следует улучшать не путем принуждения к «долгу» посредством нового и назойливого законодательства. Надо просто расчистить разросшуюся чащу дорогостоящих и зачастую универсальных прав и льгот.
Размышления о крахе Эйткена
В Древней Греции обычно проклинали «источник зла», безобидное с виду событие, вызвавшее цепь причинно-следственных связей, которое привело к гибели какого-то великого человека, к началу какой-то войны. «Горе, горе!» – выкрикивает хор в греческой трагедии. Если бы не был построен «Арго», Медея никогда не убила бы своих детей. Если бы Парис не украл Елену, Ахилл и Гектор остались бы живы, а вместе с ними и тысячи бесстрашных героев.
«Горе!» – выкрикивает хор старых консерваторов при виде получившего справедливое воздаяние Джонатана Эйткена [256] и партии тори. Если бы только Майкл Говард [257] – или, точнее, его младший соратник Чарльз Уодл [258] – не проявил своих сомнений. Если бы только Мохаммед аль-Файед [259] и его брат Али получили британские паспорта!
Тогда бы владелец Harrods не явился в The Guardian со своими пошлыми небылицами [260] , а тори не предали бы анафеме. Тим Смит остался бы депутатом от округа Биконсфилд. Бедного сэра Робина Батлера, человека, который «снял подозрения» с Эйткена, не забросали бы яйцами. Нила Гамильтона не выставили бы взяточником. Кристина Гамильтон не стала бы домохозяйкой-суперстар. «Наличные за вопросы» [261] превратились бы в пилотный проект телеигры. Лоббист Ян Грир так и продолжал бы заниматься своим веселым
256
Джонатан Эйткен – крупный бизнесмен и политик. В 1997 г. против него в The Guardian были выдвинуты обвинения в незаконной продаже оружия Саудовской Аравии и деловой нечистоплотности. В 1999 г. приговорен к 1,5 годам заключения с конфискацией имущества за ложь под присягой.
257
Лидер партии тори в 2004 г. Наложил вето на возвращение Эйткена в парламент.
258
Чарльз Уодл – консерватор, депутат парламента. Бывший министр внутренних дел Великобритании. Отказался участвовать в выборах 2001 г., когда обнаружилось, что он консультировал Мохаммеда аль-Файеда.
259
Мохаммед аль-Файед – египетский бизнесмен и миллиардер. Бывший владелец Harrods. В 1999 г. была отклонена его просьба о британском гражданстве. Получив отказ в гражданстве, аль-Файед заявил, что подкупил двух парламентариев-консерваторов Нила Гамильтона и Тима Смита, чтобы они поставили вопрос о нем на обсуждение в парламенте. Оба вынуждены были с позором покинуть парламент.
260
Аль-Файед дал информацию, что в 1993 г. министр обороны Джонатан Эйткен бесплатно останавливался у него в парижском отеле Ritz одновременно с саудовскими торговцами оружием.
261
«Наличные за вопросы» – скандал в Британском парламенте в 1994 г.: два консерватора согласились задать определенные вопросы в парламенте за взятку.
Тори выиграли бы выборы! Трижды горе. «Если бы тори не перешли дорогу аль-Файеду, свирепому торговцу из Александрии, – стонет хор, – тори избежали бы мести фараона и трагедию можно было бы предупредить». Такова контрфактуальная (альтернативная) история последних нескольких лет. И все же достаточно изложить ее таким образом, чтобы почувствовать беспокойство.
Допустим, что великая трагедия тори не была предопределена. Даже если вернуться обратно во времени, умиротворить аль-Файеда, уничтожить компромат, разве стало бы лучше? Проблема альтернативной истории – несмотря на прекрасную новую книгу моего бывшего коллеги Найла Фергюсона – в том, что она слишком часто лишает события формы, пропорции и симметрии.
Отмена гнева аль-Файеда была бы обманом, фальсификацией того, что в ретроспективе можно рассматривать как законченный исторический цикл. В истории с Эйткеном и, конечно, тори есть нечто поучительное и утешительное. Возьмем сначала Эйткена.
Это сюжет, в котором есть все: блестящие, располагающие к себе выпускники Итона; экзотические югославские наследницы, нелегальный экспорт оружия; телевизионные станции; красные чемоданчики министров. Разве что картину слегка портит потеря Эйткеном избирательного округа Тэнет-Саут на последних выборах. И все это летит к черту в старомодном стиле XIX века, а затем следует бегство из страны в духе лорда Луканеска на борту частного самолета, похоже, с целью обмануть таблоиды, но инспектор Нэкер [262] из Скотленд-Ярда уже идет по следу. Последнее, что мы слышим о бывшем главном секретаре министерства финансов, что он где-то в «Америках». Перед глазами встает картина, как репортеры, изо всех сил работая веслами, плывут в лодке по реке Ориноко или пристрастно допрашивают разговорчивого повара в забегаловке в Сан-Диего, Калифорния. И вот появляется новость, принесенная, возможно, маленьким аборигеном из жаркого штата Мату-Гросу [263] , что Эйткен подал в отставку из Тайного совета. И мы киваем. По-другому и быть не могло. По-другому и не должно было быть.
262
Британский сатирический журнал Private Eye часто называет старших чинов полиции «инспектор Нэкер».
263
Мату-Гросу – штат на западе Бразилии.
Этот человек, и ниже об этом еще будет сказано, хотел привести в суд свою невинную дочь-подростка, чтобы она оговорила себя и тем самым поставила под угрозу собственную свободу. Мы не можем считать его «жалким типом», как предлагает редактор The Guardian. Но в нем есть что-то от Дариуса Гуппи [264] или, если взять пример из моего поколения, от Уолтера Митти [265] , не желающего смотреть в лицо жизни и отличать хорошее от дурного. Давайте как можно точнее воспроизведем события в парижском отеле Ritz в пятницу 17 сентября 1993 года.
264
Дариус Гуппи – британский коммерсант-мошенник.
265
Персонаж рассказа Дж. Тербера [Thurber, James Grover] из сборника «Тайная жизнь Уолтера Митти» [The Secret Life of Walter Mitty] (1939). Неловкий, робкий человек, находящийся под каблуком своей жены. Убогость своей повседневной жизни он скрашивает фантазиями о рискованных приключениях, в которых он настоящий мужчина и герой. Имя его стало нарицательным.