Мне есть что вам сказать
Шрифт:
Посол, как и следовало ожидать, оказался слишком осторожным, чтобы его можно было провести на мякине. Не зря страна, которую он представлял, родина шахмат. Улыбаясь в безукоризненно подстриженную бороду, он продолжал вкушать плов с бараниной и затем огласил курс Тегерана: мол, ядерного оружия у них нет, и что касается их интересов, то отсутствие ядерного оружия – хорошая новость. Что тут можно сказать? Я подозреваю, что это не вся история, и если такие эксперты, как Али Ансари из Чатем-Хаус [241] , правы, то сейчас происходит медленное наращивание потенциала, и этот процесс тревожит весь остальной
241
Чатем-Хаус – здание в центральной части Лондона, в котором находится Королевский институт международных отношений.
Так что, прежде чем начать паниковать, пожалуй, стоит задать такой вопрос: на каком основании, строго говоря, может одна страна – не важно, насколько мощная, – запрещать другой суверенной стране приобретать оружие, которое пожелает правительство этой страны?
Вот мы в Соединенном Королевстве готовимся приступить к серьезной проработке вопроса пределов самоуправления, предусматриваемых в конституции ЕС. А что дает нам и американцам право диктовать иранцам, на что они могут или не могут тратить деньги в целях своей обороны? Разве у нас есть такое право и если есть, то что поставлено на карту?
В детстве я с неподдельным ужасом рассматривал в газете пиктограммы противоборствующих ядерных арсеналов Америки и России. У меня возникало ощущение, что, несмотря на их показатели, американцы вряд ли первыми нанесут ядерный удар, но вот русские…
Меня беспокоило то, что Россией управляют старики, одержимые странной идеологией; люди, способные нанести безрассудный удар, считая, что они выполняют волю народа. И это, несомненно, относится и к Ирану. У русских сейчас установилась относительная демократия, и они определенно живут в светском, плюралистическом обществе с рыночной экономикой. Каждый при этом без ущерба для себя зарабатывает и тратит деньги, и не в последнюю очередь на английские футбольные клубы премьер-лиги.
Но в Иране нет демократии в нашем понимании этого слова. У них способы решения политических вопросов определяют имамы, а выборы фальсифицируются. Эта страна все еще активно платит людям за то, чтобы они натягивали на себя пояс шахида и взрывали пиццерии в Тель-Авиве. Решая, может ли страна владеть ядерным оружием, пожалуй, следует учитывать, что содействие террористам-смертникам настораживает.
В заключение мой критерий. Удивительно, что Израиль остается единственной ядерной державой на Ближнем Востоке. У него 200 атомных бомб, а запасов плутония больше, чем у Америки, Франции, России и Британии вместе взятых. Но это хорошо, поскольку Израиль – единственная демократическая страна на Ближнем Востоке. Вот почему американцы допустили роковую ошибку, позволив пакистанскому диктаторскому режиму тоже заиметь такое оружие. Вот почему Индия с Пакистаном остаются наиболее опасным очагом напряженности.
Иран делает успехи, и они хотят быть друзьями: иначе зачем было приглашать нас на обед? Но Иран – теократическое государство. Ему нельзя угрожать, это может лишь подтолкнуть его к ускоренной разработке ядерного оружия. Лучше предложить рассматривать вопрос в следующей плоскости: как только в стране установится полная и действенная демократия, она может заиметь и бомбу.
Буш в долгу перед Блэром
Одно из самых
Если и был подходящий момент опять зарыться с головой в многочисленные гостиничные подушки и стонать от жалости к самому себе, то он наступил. Нельзя оставлять у власти еще на четыре года человека настолько ни на что не способного, чтобы едва не подавиться насмерть сухим крендельком, и умудриться внедрить американских палачей в иракские тюрьмы. «Боже, – простонал я, – кто же содействовал этому маньяку, однообразная бредовая риторика которого вызвала дикий антиамериканизм, захлестнувший весь мир? Кто это сделал? Что за идиоты поддержали его?» – скулил я в бессилии еще не позавтракавшего человека.
Но потом я вспомнил. Подумать только, так это же я его поддержал. Ведь я не только хотел, чтобы Буш выиграл, но мы подчинили всю работу The Spectator этой цели. Написали прекрасную передовицу, в которой перечислили все хорошо известные слабости Дабьи и сравнили их со слабостями Джона Керри: унылый вид, как у Германа Манстера [242] , частая смена настроений относительно Ирака, враждебность к свободной торговле, любовь к высоким налогам. После чего мы зажмурились и в заключительном хвалебном абзаце призвали народ Америки голосовать за Буша как за относительно менее бездарную из двух бездарных альтернатив.
242
Герман Манстер, 5-й граф Шрудшира, – вымышленный персонаж ситкома The Munsters.
Хорошо известно, что передовицы The Spectator могут производить взрывной эффект даже среди той части населения, которую обычно не относят к заядлым читателям. Вполне возможно, что мы склонили чашу весов в штате Огайо, и в каком-то уголке моего сердца навсегда останется подозрение, что именно статья в Spec принесла победу Дабье.
Но не все читатели удовлетворятся этим мнением и будут задаваться вопросами, какие другие факторы спасли президента. Определенное количество чепухи этим утром напишут об «уроках», которые тори могут извлечь из победы республиканцев. О том, что британским консерваторам необходимо стать похожими на своих симпатичных, богомольных, не расстающихся с Библией американских кузенов. И о том, что нам следует имитировать семейные ценности огромной провинциальной страны, проголосовавшей за Буша.
Я не уверен, что эти качества, какими бы замечательными они ни были, можно легко внедрить в мозги провинциальных британцев, но в любом случае отстаивание таких позиций не было самой важной причиной триумфа Буша.
Как предсказывал Карл Роув в речи, которую я услышал на съезде республиканцев, Буш выиграл благодаря войне. Он выиграл не потому, что хорошо вел ее (как раз наоборот), а потому, что он был президентом во время войны, и в конечном счете обеспокоенное население – особенно, полагаю, женщины – выбрало определенность, а не раздражающую неоднозначность и увиливание от ответов Керри.