Мне посчастливилось родиться на Песках
Шрифт:
Стоит отметить, что в нынешнее время «официальные» границы Песков определяются чуть иначе, и «левая» граница, указанная Оболенским, смещается на запад и проходит по улице Радищева, далее делая поворот в Виленский переулок.
Жуковского 39
Эта часть города стала интенсивно застраиваться начиная со второй половины царствования «реакционного» Александра III и – без перерыва на Отечественную войну (да, именно так она называлась до 1917 года!) – на протяжении всего
И настолько прежнее название было вытравлено из памяти, что ни один из моих однокурсников, в отличие от меня благополучно отучившихся в ЛЭТИ до получения диплома, об этом и не слыхивал. А ведь именно по распоряжению императора Александра III институт и был создан. Тогда как вклад Ленина в историю института был куда скромней: несколько часов кряду он прятался от полиции в одной из аудиторий 1-го корпуса, о чем торжественно сообщала висящая в коридоре мраморная мемориальная доска.
Разумеется, забвение (пополам с презрением) в полной мере распространялось как на «александровский» «русский стиль» (особняк А.С. Суворина, Чехова 6), так и на столь типичный для Песков «николаевский» северный модерн. Вдобавок, согласно классовой теории, мещански-чиновному по преимуществу населению Песков ой как далеко было до пролетарского стандарта Выборгской стороны или Невской заставы. Следует учесть и то, что волею судеб Пески стали чуть ли не своеобразным Латинским кварталом русского Серебряного века. Здесь жили – как правило переезжая с одной съемной квартиры на другую (собственной жилплощадью владели редкие единицы) – многие, да чуть ли не все известные, забытые, полузабытые и сознательно вычеркнутые из нашей памяти писатели, журналисты, политики, революционеры и контрреволюционеры, светлые личности и мракобесы этого периода.
Если же прибавить к ним имена тех, чья жизнь так или иначе оказалась сопряжена с бесчисленными учреждениями, находившимися на этой территории – от депутатов всех четырех Государственных дум в Таврическом дворце (Шпалерная 47) до различных по степени добровольности визитеров «административного здания» на углу Шпалерной и Литейного, а также членов Союза писателей СССР, регулярно посещавших ресторан Дома писателя (Шпалерная 18), – то список этот будет практически бесконечен.
Для меня самым логичным будет начать путешествие по Пескам с уже упоминавшегося отчего дома (Радищева 5–7), где семейство прадеда по отцовской линии поселилось не ранее 1909 года, и где в 1919 году соседом их стал не нуждающийся сейчас в особом представлении поэт Николай Гумилев.
Дед Александр Федорович Бобрецов и бабушка Анастаcия Ивановна Бобрецова (Бакулина). Радищева 5–7. Середина 1920-х
Неподалеку, в доме 19 по той же улице Радищева, в 1923 году ненадолго поселился Сергей Нельдихен, гумилевский ученик, первый, да возможно и последний талантливый отечественный верлибрист, «интереснейший Уолт Уитмен в русском издании» по словам Николая Оцупа, «поэт-дурак» по мнению симпатизировавшего ему Гумилева, писавший как бы вполне серьезные стихи от лица
Радищева 19
Позднее (1926) Сергей Нельдихен квартировал в этом же районе, на проспекте Володарского в доме под номером 15. Но напрасно мы будем искать в нынешнем Центральном районе не только проспект с таким названием, но и дом на нем под таким номером. С домом все просто: около 1980 года за ветхостью он был снесен. Что же до названия проспекта, одной из крупнейших транспортных артерий города, то самым непостижимым, фантастическим образом в начале января 1944 года, то есть еще до снятия блокады, ему было возвращено старое дореволюционное название Литейный. И не одному ему. Одновременно с проспектом Володарского с карты города исчезли не только проспект Нахимсона, улица Слуцкого, набережная Рошаля или площадь Урицкого, но и, страшно сказать, Советский проспект и проспект 25 Октября. Один мой знакомый достаточно левых взглядов заметил по этому поводу, что немцы, захвати они Ленинград, поступили бы совершенно так же. Любопытно, что расстрелянной по Ленинградскому делу в 1950 году городской верхушке инкриминировалось и это злосчастное «антисоветское» переименование. Однако отыгрывать назад, очередной раз переименовывать переименованное почему-то не стали.
Сергей Нельдихен. Он пошел дальше. Москва. 1930. Силуэт работы Зои Кругликовой
Кстати, почти напротив сквера, разбитого на месте дома 15, на углу Литейного и улицы Некрасова, стоит дом, опосредованно тоже связанный с именем Гумилева. Здесь (Некрасова 2) находилось фотоателье Александра Оцупа, носившего громкое звание Поставщик Двора Его Императорского Величества. Он был двоюродным братом еще одного ученика Гумилева, уже упоминавшегося поэта Николая Оцупа, после Второй мировой войны в Париже защитившего первую диссертацию по творчеству Гумилева.
Николай Авдеевич Оцуп
Любопытно, что во всех справочных изданиях поэт именуется «сыном известного фотографа А. Оцупа», тогда как отец его звался Авдеем (тоже на «А»), но был отнюдь не придворным фотографом, а банальным земельным арендатором. Трудно сказать, приложил ли сам Николай Оцуп руку к подобной корректировке своей биографии. Во всяком случае, опровержение этого факта с его стороны отсутствовало.
Впрочем, с попыткой повышения своего социального статуса в соответствии с собственными представлениями о таковом мы сталкиваемся постоянно, особенно у людей публичных. Так приятель Есенина, поэт-имажинист Александр Кусиков представал в стихах своих отчаянно храбрым мусульманином-черке-сом, хотя в действительности был мирным армянином с фамилией Кусикян. Поэт-символист Владимир Пестовский сделал себя прямым потомком полулегендарного польского короля-крестьянина Пяста. Ну а уж Анна Андреевна Горенко, по мужу Гумилева, для литературного псевдонима выдумала себе татарскую бабушку Ахматову; малороссийская фамилия Горенко ее почему-то не устраивала.
Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Warhammer 40000
Фантастика:
боевая фантастика
рейтинг книги
