Много снов назад
Шрифт:
Рози была его единственным утешением. Она отвлекала от всего пустого и неважного, придавая его существованию, если не смысла, то хотя бы больше радости. Забирала девушка не меньше — терпение, спокойствие, все до единой мысли и сон. Рози очаровала его, как будто нарочно, крепко привязала к себе с неким намерением и теперь мучила, сводила с ума. Возвращение из Вашингтона оказалось более болезненным, чем Дуглас мог предположить.
Он долго томился, изнывал, не находил себе места, хоть Рози нарочно или же случайно более не попадалась ему на глаза. Дуглас стал нарочно проходить мимо «Ужина с Барни» в то время, когда у неё была привычка ужинать,
Её внезапное исчезновение стало вдруг невыносимым. Терпеть молчаливую обиду девушки было куда легче, когда была возможность хотя бы видеть её воочию. Вместо этого Рози пропала, будто никогда настоящей и не была. Красивая выдумка, которой Дуглас так самозабвенно предался. Нашел её там, где не было на почве последних потрясений в виде развода, увольнения и переезда. Ему нужно было что-то, чтобы отвлечься, и он придумал её, как альтернативу действительности, а теперь ещё и сходил с ума из-за того, что было не настоящим вовсе.
В конце концов, Дуглас не мог не признаться самому себе, что это была крайность. Он совершенно запутался, а потому не нашел занятия лучше, чем в один из последних зимних вечеров зайти в один из баров, работающих допоздна. Дуглас решительно не был намерен уходить в сопровождении кого-либо, чтобы затем наутро проснуться либо с чужим лицом в собственной квартире, либо в чужом доме брошенным безликой незнакомкой. Напиваться до забвения тоже не имело смысла. Ему нужно-то было всего лишь немного выпустить пар и привести мысли в порядок. Даже если бы попытка сделать это оказалась бы тщетной, по крайней мере, он хотя бы пытался.
Пропустив два стакана крепкого скотча, Дуглас обрел решимость. Если Рози была недействительной, он должен был всего лишь постучать в её дверь и узнать наверняка. Если она была той, кем была всё время, ему пора было разорвать цепь боязливого терпения и дать свободу тому, что заключил в клетке смиренной души с целью убить. Пока преуспевал он только в том, что чувства убивали его, чего больше не было сил терпеть.
Ещё один стакан скотча и три выкуренных по пути сигареты привели Дугласа, в конце концов, к двери Рози. Он увидел её, настоящую, как ничто другое в этом мире. Смотрела на него с застывшим в голубых глазах недоуменным вопросом, ответом на который был поцелуй.
Казалось, ничто прежде не дарило ему столько свободы, как этот единственный поцелуй. Он обхватил лицо Рози широкими ладонями, когда её руки мягко легли ему на плечи. Она осторожно отступала назад, уводя его внутрь квартиры, и Дуглас слепо следовал за ней, не разрывая поцелуя. Хлопнул громко дверью, сотрясая громкий отзвуком внутренние стены, разрушающиеся под натиском откровения, что его губы с силой отдавали ей. Все сомнения разом были уничтожены, а вместе с ними сомнения и неуверенность. Дуглас не хотел убеждать себя в неправильности совершенного действа, поскольку
Они вместе упали на мягкий диван. Рози выпустила тихий смех ему в губы. Теплый воздух щекотал его лицо. Она ловко села на колени Дугласа, придвинувшись запредельно близко. Края халата открыли мягкие бедра, на которых мужчина уверенно разместил руки, влажные волосы упали на лицо мужчины. В Рози не была девственной скованности, будто она ждала его, предугадав, чем закончиться вечер. Её волнение выдавало отрывистое дыхание и неловкие движения, но Дуглас вовсе не внимал этому. В некоторой мере её неуклюжесть его ещё сильнее разжигала.
Рози отстранилась первой, странно улыбнулась, будто сумела опьянеть от тех нескольких капель, что смешивались с сигаретной горечью на кончике его языка, а затем опустила глаза вниз. Он перехватил её ладонь, что успела дернуть за пояс халата. Один его краешек уже без того скользнул вниз, оголив плечо, где не было и следа тонкой линии лямки бюстгальтера, врезающейся в кожу. Дугласу хватило одной доли секунды, чтобы рассудок отрезвил вопрос — действительно, ли он пришел именно за этом? Или же ему нужно было гораздо больше, чем физическая близость?
— Только не сейчас. Пожалуйста, — произнесла шепотом, прикоснувшись своим лбом к его. Ухватившись за обе ладони Дугласа, она вернула их обратно на свои бедра, чувствуя, будто там им было самое место. — Я хочу этого сильнее, чем когда-либо.
— Ты когда-нибудь уже… — спросил, предупредив её поцелуй.
— Да, — Рози опустила взгляд на его сухие, потрескавшиеся от холода губы. Затем снова посмотрела в глаза, краешки розовых губ дернулись в неуверенной улыбке. Она поспешила поцеловать его, прежде чем он сумел распознать её ложь. Рози знала наверняка, что правда сумеет всё разрушить заново. Обнадеживать себя тем, что его порыв не смениться наутро сожалением, она не хотела, а потому было глупо терять возможность, что более могла не подвернуться.
Ей было всё равно в ту минуту, насколько она была на него зла. Оставалась безразличной к его напускной жестокости и зарытой в глубине души неуверенности, что была своеобразным изъяном благочестия. Наконец-то Дуглас был рядом, принявший себя и её, как нечто неизбежное. Главное было не скоротечность момента, его неминуемое скорое завершение, а любовь, ощущаемая ею в каждом поцелуе, прикосновение, в самом его желании быть с ней, а ни с кем другим. Этого было мало, но Рози довольствовалась этим, поскольку больше тепла ей не мог подарить кто-либо, да и едва ли бы она позволила это сделать.
Она всего лишь хотела избавить его сомнения. Позволить не внимать очередным ограничением, что неизменно должны были оттолкнуть от неё. Рози любила Дугласа, как никогда самозабвенно, и хотела, как никого прежде сильно.
Ей ещё не была знакома подобная тяга к любому другому человеку. Большая часть её сверстников не были столь щепетильны в поисках искреннего глубокого чувства, что было гораздо более важным, нежели животный инстинкт, поддаться которому Рози считала ошибкой, стоящей презрения и ненависти к себе. Наивно инфантильная сторона её личности утопала в их внезапной близости, но была единственной, что умела дышать под темными водами бессмертного чувства. Её сильная сторона была в его глазах сломлена, а та, что была помутненна печалью и злостью просто растворилась внутри неё серым дымом. Рози была собой, но в тоже время той, которой не позволяла себе быть в другие дни.