Многогранники
Шрифт:
— А какого черта Шилова прислала ему эти фото? — повысила голос Маша.
Шилова, у которой было все, вдруг с чего-то решила отнять последнее у Маши.
— А какого черта ты прислала их с Волковым фото мне? — очень спокойно спросил Крестовский.
Хорошо, что краснеть сильнее было уже некуда.
— Это была шутка, — выдавила из себя Маша, желая отмотать время назад и не быть такой дурой.
— Вот и это, полагаю, тоже была шутка.
— «Полагаю» не говорят.
— Почему? — удивился Крестовский.
—
Крестовский озадаченно взъерошил волосы и произнес:
— Хорошо, я это учту. Спасибо за поправку.
Маша закатила глаза. Его следование речевым клише и желание быть вежливым порой убивало.
— Ты можешь переслать мне фото? — спросила Маша.
— Нет, извини, — отозвался Крестовский.
— Почему? — прищурилась она, хотя, признаться, внятного объяснения, зачем ей нужны эти фотографии, у нее не было.
— Потому что я тебе не доверяю, — просто сказал Крестовский. — Мне не нужны неприятности с Ириной Петровной. Я даже не в курсе, совершеннолетняя ли ты.
— А это здесь при чем? — опешила Маша.
Крестовский зажмурился, сжал переносицу пальцами и тут же, вздрогнув, поморщился.
— Маша, я не знаю, как тебе это объяснить, — устало сказал он.
— А ты попробуй, — предложила Маша и уселась на парту.
— Слушай, — Крестовский уселся на соседнюю, — я совсем тебя не знаю. Ты — девушка человека, который меня ненавидит. Я не могу тебе доверять, понимаешь? Я не очень хорошо разбираюсь в местных законах. Юля предупредила меня не связываться с теми, кому меньше восемнадцати, потому что любое мое действие может быть истолковано…
— Стой, — перебила Маша отчаянно подбиравшего слова Крестовского. — Ты решил, что я могу тебя подставить? Обвинить в домогательствах?
Это было настолько смешно, что Маша, не удержавшись, фыркнула.
— Крестовский, ты псих?
— Ладно, забудь, — вдруг негромко откликнулся Крестовский и, встав с парты, положил на нее ключ. — Удачи.
У Маши екнуло в груди, когда она поняла, что Крестовский вовсе не шутит, что он поделился с ней реальной причиной своего недоверия и что, похоже, его это действительно волнует.
— Роман, стой!
— Спасибо хоть не «стоять», — откликнулся Крестовский, однако остановился и повернулся к ней.
Маша спрыгнула с парты, но подходить не стала.
— Мне кажется, тебя немного… запутали. И мне есть восемнадцать, ты можешь не волноваться. К тому же, поверь, у меня и в мыслях не было шантажировать тебя снимками или чем-либо еще.
Маша вдруг поняла причину его странного поведения, когда она прикладывала лед к его носу. Он же тогда едва сквозь диван не просочился, лишь бы оказаться подальше от нее.
Крестовский, хмурясь, некоторое время ее рассматривал, и Машу неожиданно накрыло сочувствием
— Я не могу этого знать, — наконец подал голос Крестовский, и Маша подумала, что он удивительно прямолинеен. Это даже немного сбивало с толку.
— Я, конечно, не могу тебя заставить мне верить, но мне неприятно думать, что ты меня в чем-то подозреваешь, — осторожно подбирая слова, произнесла Маша.
— Меня, знаешь, тоже не радует, что ты считаешь меня душителем котиков.
Маша против воли улыбнулась и предложила:
— Ну, давай попробуем поверить друг другу.
Почему-то эти слова, произнесенные в аудитории, где не было никого, кроме них, прозвучали очень двусмысленно. Будто Маша говорила о чем-то большем, чем доверие. Но отступать было поздно.
— Что мы делаем? — очень серьезно спросил он.
— Не общаемся, потому что так всем будет лучше, — дрогнувшим голосом ответила Маша.
Он усмехнулся и вдруг произнес:
— Передо мной никогда не захлопывали двери. Это было неприятно.
— О, тебе еще повезло, что ты не знал, о чем я думала в тот момент.
— То есть ты озвучила не все?
— Нет. Например, я не сказала тебе, что ты был похож на недобитую панду.
— Недобитую? — почему-то это слово рассмешило Крестовского, хотя Маша немного волновалась, что он может обидеться.
— Ну правда. Пластырь, синяки… Как твой нос, кстати?
— На месте, — все еще улыбаясь, ответил Крестовский. — Отец привез мне какую-то волшебную мазь, и к понедельнику синяки должны будут пройти.
— А если не пройдут, ты подашь в суд на производителя?
— Судиться любят в Америке. Ты перепутала континенты.
Маша фыркнула и, подхватив ключ со стола, направилась к двери. Крестовский хозяйским движением забрал у нее ключ и, пропустив ее вперед, вышел из кабинета. Запирая аудиторию, он чему-то улыбался.
Они молча спустились с третьего этажа, дошли до охраны, где Крестовский отдал ключ и продемонстрировал охраннику якобы забытый телефон. Маша поймала себя на мысли, что молчать с ним было уютно. Совсем не так, как с Димкой. За молчанием того скрывалась бездна, а за молчанием Крестовского словно пряталось солнышко. Наверное, поэтому Маше тоже хотелось улыбаться.
— Полагаю, я должен проводить тебя до метро? — совершенно серьезно уточнил Крестовский, будто они были друзьями и ему вправду понадобилась помощь в том, чтобы понять, как себя вести. Маша не стала комментировать вновь проскочившее «полагаю» и, улыбнувшись, ответила: