Многогранники
Шрифт:
Юлька посмотрела на него так, как иногда смотрела Лялька, когда он, по ее мнению, городил чушь.
— Хочешь — уходи. Я и сама справлюсь.
С этими словами она взялась за низ майки.
— Ой, дура ты, Шилова. У меня слов на тебя других нет.
Димка сдернул толстовку вместе с футболкой и процедил сквозь зубы:
— Джинсы снимать не буду.
Улыбкой Юлы можно было зажигать звезды.
Под софитами дышать было вообще нечем, а стоять полуголым оказалось неожиданно неловко. Он не привык вот так, при ярком свете.
Юла, как бы
— Только ты на меня не смотри, — попросила Юла, когда придурок Русик велел им встать так, чтобы Димка был в кадре спиной, а Юла глядела в объектив поверх его плеча.
— На фиг тогда было раздеваться? — резонно возразил Димка, однако, встав на указанное место, глаза закрыл.
Он чувствовал, что Юла встала перед ним, и хотел снова над ней пошутить, но отчего-то ему стало жутко ее жалко. У него самого было столько тараканов в голове, что он просто был не вправе шутить над чужими заскоками. Открыв глаза, он уставился на белый задник поверх головы Юлы.
Упырь Русик давал дебильные указания из серии: «Взгляд на меня, детка! Ты лучшая».
Очень хотелось дать ему в морду. Интересно, будь здесь Крестовский, он бы это спокойно терпел или все-таки дал в морду? Хотя… Димка не представлял себе ситуацию, в которой Крестовский мог бы начать драку. Дядя Лёва с детства прессовал того, что все вопросы нужно решать словами. Димку отец тоже этому учил. Но в последние три года Димка при любой возможности нарушал этот завет.
— Какое же это ню, если ты за меня спряталась? — спросил он, когда понял, что мысли опять унесли его в неприятные дали.
Юла подняла голову, и Димка, невольно среагировав на ее движение, посмотрел вниз. Блин, определенно не стоило. Личная жизнь Крестовского однозначно становилась предметом зависти. Димка сфокусировался на лице Юлы. Сейчас, когда она убрала волосы назад, стало понятно, зачем она мазалась этой своей фигней. В противовес пылающим ушам, лицо Юлы было совершенно нормального цвета. Во всяком случае, Димка, по ощущениям, был гораздо краснее нее.
— Ты это сделала, чтобы у Крестовского был повод меня убить? — усмехнулся он, чтобы хоть как-то отвлечься от близости неодетой девушки.
— Я это сделала для себя, — сказала Юла и посмотрела так, что Димка передумал продолжать этот разговор.
Он закрыл глаза и стал считать до десяти и обратно, стараясь игнорировать запах духов Юлы и то, что она стоит совсем близко. Так близко, что он чувствует ее дыхание на своем плече.
Стоять неподвижно оказалось настоящей пыткой. Хотелось отступить, почесать плечо, которое обжигало неровное дыхание Юлы, а еще лучше — свалить из этой проклятой студии и отправиться в ближайший клуб. Ну или хотя бы попить, потому что во рту пересохло так, что даже сглотнуть нормально не получалось. А перед закрытыми глазами стояла картинка, которую он успел увидеть, когда посмотрел вниз. И виноват во всем опять
А потом он стоял позади Русика и смотрел на Юлу, сидящую на высоком табурете. Она выглядела незнакомо и немного вульгарно. Димка не знал, насколько реально крутой фотограф этот Русик, но то, какой он хотел видеть Юлу, Димке однозначно не нравилось, и он считал минуты до окончания этой пытки. Очень хотелось домой и чтобы этого дня не было.
— А Крестовский меня голой не видел, — ни с того ни с сего нарушила молчание Юлька, когда они спускались по широким ступеням, вырвавшись наконец из адского пекла студии.
В Димке удивление смешалось со злорадством. Оказывается, завидовать было нечему. Вслух же он сказал:
— Ждал до совершеннолетия, чтобы не нарушать закон?
— Да нет, — задумчиво ответила Юла и больше ничего не добавила.
— Ну ничего. Теперь увидит, — утешил ее Димка. — И он, и все остальные…
— Хватит нудеть! — повысила голос Шилова, и вид у нее стал такой, будто она собралась заплакать.
Димка остановился между лестничными пролетами и бросил рюкзак с ветровкой на широкий подоконник.
— Только не реви, ладно? Терпеть не могу, — предупредил он.
Однако Юла все-таки всхлипнула и шагнула к нему. Димке ничего не оставалось, как обнять ее и притянуть к себе, смутно радуясь, что они оба полностью одеты. Он неловко гладил рыдающую Юлу по волосам и думал о том, что сегодняшние снимки будут дополнительным гвоздем в крышку гроба его благонадежности, если встанет вопрос об опекунстве над Лялькой. Впрочем, думал отстраненно. Потому что суд за опекунство был пока делом эфемерным, а рыдающая Юла — очень даже настоящей.
— Ну хватит, а? — попросил он. — Я утешать не умею.
— Что ты в ней нашел? — всхлипнула Юла и потянула за завязки его толстовки так, что капюшон больно врезался ему в шею.
— А ты что — в Крестовском? — парировал он, не желая говорить о Машке. Особенно сегодня.
— Ну как же, — театрально воодушевилась Юла, — он богатый, красивый…
— Господи, Шилова, — вздохнул Димка, — какая же чушь у тебя в голове!
— Зато у тебя не чушь! — Юла оттолкнула его и принялась рыться в сумочке.
Димка вынул из кармана бумажные салфетки. Юла взяла одну и стала осторожно промокать под глазами, приоткрыв рот.
— Слушай, всегда хотел спросить: а почему вы, когда краситесь, рот открываете, или вот сейчас?
— Блин, Волков, — простонала Юла, — каждый раз, когда я начинаю подозревать в тебе тактичность, ты меня возвращаешь с небес на землю!
Димка заржал, потому что, кажется, Юла отошла и рыдать больше не собиралась.
Поревев, она уже не выглядела красивой. Губы покраснели, нос — тоже. Глаза стали как у декоративных кроликов — у него в детстве такой был, красноглазый. Этим наблюдением с зацикленной на своей внешности Юлой он, конечно, делиться не стал. Вместо этого терпеливо ждал, пока она утрется и они наконец уйдут.