Многогранники
Шрифт:
— Хватит уже любоваться, а, — раздраженно буркнул Димка, и Маша, вздрогнув, отвела взгляд.
— Я не любуюсь, — спокойно ответила она. — Просто вдруг подумала, что ему сложнее говорить на русском, чем на английском. Он же много лет там прожил, кажется, да?
— Он там родился, — неожиданно ответил Димка и, прижав пальцем столовый нож, стал возить им по скатерти.
Значит, они вправду давно знакомы. Но откуда тогда столько злости?
Маша накрыла ладонью Димкину руку, пока он не снес посуду со
— Ты не обязан здесь быть, если тебе некомфортно. Мы можем уйти.
О том, что Крестовский предлагал организовать им столик на двоих, Маша решила благоразумно умолчать.
Димкина рука под ее ладонью замерла, а сам он поднял голову и посмотрел на нее в упор. Он успел снять пиджак, и его глаза, оттененные голубой рубашкой, приобрели какой-то фантастический сине-зеленый оттенок. Маша подумала, что, пожалуй, Шиловой есть отчего вздыхать, несмотря на наличие Крестовского под боком. Все-таки у Димки была яркая внешность. Пожалуй, даже слишком.
Внезапно она почувствовала, что за ними кто-то наблюдает, и бросила взгляд на дальний край стола. Крестовский тут же отвернулся. Димка же наконец отмер и, взяв Машу за руку, потащил ее прочь из салона.
На верхней палубе гулял ветер, и выбежавшему без пиджака Димке наверняка было холодно. Маше — точно было. Но она молча куталась в жакет, гадая, что случилось на этот раз.
— Ты говоришь, в первый раз на яхте? — громко спросил отошедший к самому борту Димка.
Маша кивнула, хотя было понятно, что ответа от нее не требуется.
— Ну, тогда смотри.
Димка быстро подошел к ней и, схватив за плечи, развернул в сторону носа:
— Яхты бывают парусные и моторные. «Рене» — моторная. Вон там кокпит. На главной палубе салон, который мы так невежливо покинули. По отдельным трапам можно спуститься к гостевым каютам. Хочешь, покажу?
Он резко развернул Машу к себе, отчего она едва не упала.
— Разгоняется, насколько я помню, до двадцати пяти узлов. Хотя могу врать. — Димка был похож на экскурсовода, только очень нервного.
— Дима, — позвала Маша, касаясь дрожащей рукой его холодной щеки, — что случилось?
— Левый борт, — вместо ответа объявил Димка, отпуская Машины плечи, и добавил, указав на диванчик: — И место для коктейля.
Он подошел к дивану и остановился у него, словно не решаясь сесть. А потом вдруг рванул к борту и, одним махом запрыгнув на него, уселся лицом к Маше. Машино сердце замерло.
— Слезь, пожалуйста. Ты можешь упасть.
Димка отклонился назад, держась руками за борт, и Маша едва не заорала. Он же, вывернув шею, посмотрел вниз.
— Вода ледяная, — попыталась воззвать к его разуму Маша.
— Я не упаду в воду. Там нижняя палуба.
— Дима, хватит! — крикнула Маша, однако подойти не решилась.
—
Маша невольно шагнула вперед, но снова замерла, опасаясь приближаться. Димка никогда не говорил о родителях. Напрасно сгоравшие от любопытства одногруппницы вроде Шиловой пытались выспросить у Маши подробности. Она их просто не знала. Знала лишь, что он живет с дядей и младшей сестрой, которая находится на домашнем обучении и сутками зависает в интернете, почти не выходя в реальный мир. Димка в реальный мир выходил, но иногда совершенно не мог в нем находиться. Как сейчас.
— Расскажи, если хочешь, — предложила Маша, делая еще один осторожный шаг вперед.
Димка помотал головой и качнулся назад. Маша невольно вскрикнула.
— Обними меня, — вдруг попросил он, и она бросилась вперед, едва не упав на дурацких каблуках.
Крепко обхватив его за плечи, Маша подумала, что, если он сейчас отклонится, они упадут оба, потому что он больше не держался за борт — он изо всех сил держался за нее. Но ей почему-то не было страшно. Все казалось каким-то ненастоящим.
Димка прерывисто дышал ей в шею, будто старался сдержать слезы, и Маша чувствовала, как ее накрывает невыносимым сочувствием. У нее были мама и папа. У Димки же — только память.
Вдруг кто-то резко навалился на Машино плечо, и Димка, потеряв равновесие, начал заваливаться назад, увлекая Машу за собой. Однако не успела она толком испугаться, как этот кто-то обхватил их обоих за плечи и втащил обратно на палубу. Нога на дурацком каблуке подвернулась, и, если бы ее не держали сразу две пары рук, Маша точно упала бы.
Выпрямившись, Маша оглянулась на того, кто держал их мертвой хваткой. Лев Крестовский кривил губы в улыбке, но в его глазах притаился испуг.
— Димыч, у меня послание от Петра Васильевича. Он настоятельно просил не марать палубу ничьими мозгами.
— И не собирался, — буркнул Димка, отворачиваясь, но Маша успела увидеть, что щеки его блестят.
— А, ну он, значит, понял неправильно. В наше-то время с девушками так экстремально не обнимались, сам понимаешь. Отстали мы от вас, горячих парней.
Крестовский говорил весело, но Димкино плечо не отпускал.
— Дядь Лёв, да отпустите вы. Не прыгну я. Я ж не идиот.
— Ну и славно, что не идиот. Пойдем в каюты спустимся. Отдохнешь, в себя придешь.
— Да в себе я! — Димка вывернулся из-под руки Крестовского и направился к лестнице, ведущей в салон.
Маша медленно выдохнула и потерла лицо ладонями, чувствуя, что ее начинает запоздало колотить от испуга.
— Сложный тебе мальчик достался, — проговорил Крестовский, глядя вслед Димке. — Три года, а все никак…