Множество жизней Элоизы Старчайлд
Шрифт:
– Боюсь, тут пока никак нельзя ночевать. В доме нет мебели. Нет отопления.
– Я разожгу огонь.
Он смотрит на нее с опаской, так, как обычно смотрят на дикое животное.
– Это так не работает, – возражает он наконец. – Такие дела требуют времени. Нужно соблюсти все формальности. Подписать документы.
– Ну так соблюдайте, – перебивает она. – Подписывайте.
Он стоит, растерянно разинув рот.
– Я заплатила десять процентов сверх заявленной вами цены, а взамен жду от вас скорейшей передачи права собственности. Можете нанять мне юриста, если захотите. Или же мы могли бы все решить по старинке, рукопожатием. –
Через мгновение он тянет руку ей навстречу и пожимает.
– Вы можете возвращаться к своим делам, пан Черни, – говорит она. – Мои вещи уже едут сюда из Англии. Они должны быть здесь через несколько дней. А вы приходите, когда будут готовы документы на подпись.
И она снова остается одна, на пороге своего дома, и только призраки ее прошлого готовы составить ей компанию. Франциску через этот порог перенес на руках Ярослав. Это был день абсолютного счастья. Светило солнце. Радостно голосила деревенская детвора. Катя, стоя на этой самой ступеньке, столько раз целовалась с Миланом Гашеком, что и подумать страшно. Она помнила его теплый запах. Его очки в проволочной оправе. Морщинки, проступавшие вокруг его глаз, когда он улыбался.
В апреле начнет расти трава. К тому времени она обзаведется своим стадом молочных коров. Она купит коров швицкой породы: те хорошо подходят для горных регионов и куда менее темпераментны, чем симментальские. Она повесит им на шеи колокольчики и, сидя у себя на веранде, будет слушать их перезвон, когда коровы будут пастись на зеленых склонах.
Ей понадобится веранда.
– Джейкоб, – зовет она.
– Галлея?
– Найди мне местного строителя и подрядчика на ферму. Мне нужен человек с бульдозером, чтобы расчистить дорожку. Размести объявление о поиске двух работников. – Она задумалась. – Нет, четырех. Опыт работы на молочных фермах приветствуется, но не является обязательным. Должны любить работать с животными.
– Это все? – спрашивает Джейкоб. В его голосе слышится легкий сарказм.
– Мне нужны строители, которые знают толк в фермерских постройках. Срочно. Найди мне расценки на коровники. Площадь: пятьсот квадратных метров. Хорошая изоляция и вентиляция. Я хочу роботизировать доильный зал.
– Да, мисс, – говорит он. – Вас интересуют цены?
– Да. Но чем быстрее человек сможет приступить к работе, тем лучше. И еще мне понадобится подробная информация о ситуации на рынке рогатого скота.
– Да, мисс.
– И я хочу собаку. Поищите среди местных, кто продает щенков. Чешский волчак. И богемская овчарка. Две собаки.
– Кобели или суки?
– Без разницы. И еще лошадь. А лучше две: одну для верховой езды, а вторую за компанию к первой. Давай так: одна лошадь верховая и одна тягловая. Пусть обе будут обучены и объезжены. Не старше пяти лет. Мерины.
– Две лошади, – повторяет Джейкоб.
– И закажи мне кровать. Если смогут доставить сегодня, я заплачу двойную цену.
Она стоит на пороге и собирается с мыслями. Пойми, где ты чувствуешь себя как дома. Иди туда, куда позовет сердце. Закрыв глаза, она представляет кухню по ту сторону двери, с длинным дубовым столом, большой чугунной печкой и запахами кофе и калачей. С балок под потолком должны свисать колбасы и вяленое мясо. За столом к завтраку должна собираться семья: дети, фермерские мальчишки, престарелые родственники, и прихлебатели. Должны сновать туда-сюда люди,
Ничего этого не будет, твердит она себе. Она понимает. Для этого еще рано. Но вдалеке она слышит колокол ратуши, и знает, как будет потом. Видит лица, с которыми ей только предстоит встретиться. Слышит имена, которые ей только предстоит выучить. Истории, которые только предстоит рассказать.
На брелоке болтается тяжелый железный ключ. Он знакомо ложится в ее ладонь. Она вставляет его в замочную скважину и поворачивает.
4
Галлея
2101 год
– Когда-то в этом доме жила женщина, которая сто раз перерождалась, – говорит серьезный молодой человек из Попрада. – Сущая правда. Моя бабушка слышала от своей бабушки. Эта женщина, которая здесь жила, помнила прошлое аж до самого Ноя и его ковчега. Она была дочерью Адама.
– И жила здесь, в этом доме? – смеется Бруклин. – Что, тысячу лет?
– Нет. – Молодой человек до того серьезен, что смех Бруклин ранит его больнее ножа. – Нет. Она не жила здесь тысячу лет. Но она правда жила здесь.
– Тогда нужно повесить на стену мемориальную доску, – говорит Бруклин. Ей шестнадцать. У нее темные брови и венгерский, цыганский цвет лица. Она понятия не имеет, что молодой человек за столом настолько увлечен ею, что каждое ее слово, каждый кивок головы, каждый взмах ресниц может причинить ему физическую боль или вознести на седьмое небо. – И написать: «Раньше здесь жили ведьмы».
– А может, и до сих пор живут, – говорит бабичка Галлея. Она кладет на стол свою костлявую руку. – Я тоже слышала эти предания, – добавляет она.
– Не верь всему, что тебе рассказывают, – говорит Фань Ли юноше, но говорит по-доброму. Она протягивает руку и ерошит ему волосы. – Это суеверная страна. Люди здесь во что только ни верят. А я тебе так скажу: верь тому, что видишь глазами, но не верь тому, что слышишь ушами.
Юношу зовут Халид. Он бежал сюда от сирийских пыльных бурь, когда ему было шесть лет, и почти два года ни с кем не разговаривал. Он живет у словацкой семьи в попрадской многоэтажке, и когда он говорит о своей бабушке, то имеет в виду словацкую бабушку, которая воспитала его как родного внука, а не одну из тех, которые остались в Сирии. Сейчас ему семнадцать, и он настоящий словак во всех проявлениях, кроме внешности. Уже почти год он работает с коровами на ферме Немцовых. Его восхищает здесь все, буквально все: пейзажи, большие послушные коровы, беззаботная компанейская атмосфера на ферме, многообразие звучащих вокруг языков, отсутствие строгих правил, любовь, незримо просачивающаяся в каждый разговор. Словно он шел-шел и нечаянно набрел на настоящий рай. Так он себя здесь ощущает.