Множество жизней Элоизы Старчайлд
Шрифт:
– Расскажи мне свою историю, – просит Камилла. Они сидят очень близко.
– Ты никуда не торопишься? – спрашивает вместо ответа Галлея, и они смеются. Им ли не знать, что минувшие столетия перегрузили их историями.
Их плечи соприкасаются.
– Почему ты так долго ждала?
– Чтобы отправиться за сокровищем? Никак не представлялось удобного случая. Я бежала от Наполеона в Зальцбург. Я крупно насолила одному генералу дивизиона в Дижоне, так что пришлось держаться подальше от города. А в следующей жизни я вышла замуж за венского врача, который не верил моим рассказам; а потом я жила в Лондоне, а потом в Нью-Йорке, а когда в 1898-м я приехала в Париж, я не нуждалась в деньгах, а к тому времени, когда стала нуждаться – другая я,
– Боже правый.
– Но в 1980 году я сбежала. Точнее, моя бабушка Катя сбежала. Она перелетела через австрийскую границу на воздушном шаре.
– Однако, – впечатляется Камилла. – Это, наверное, было непросто.
– Да, непросто. – Она помнит, как разжались Катины пальцы, отпуская веревку. Она помнит падение в темноту. – Но, так или иначе, это было в 1980-м – именно тогда бабушка нашла записку Сильвии.
– И она не приехала, когда комета прилетала в 1986 году?
– Приехала. Она была здесь со своим мужем, они ждали в машине. Она тогда была беременна. И вот, пока они ждали, у нее начались схватки, и муж отвез ее в больницу. Ровно в тот час, когда она должна была быть здесь, в церкви, она рожала мою мать.
– А-а. – Камилла понимающе кивает. – У нас есть привычка появляться на свет во время визита кометы.
– Мы знаем.
Они сидят и смотрят на город.
– Зальцбург. Лондон. Нью-Йорк. Ты прожила столько интересных жизней, – говорит Камилла.
– Да. Не всегда счастливых. Но точно не скучных.
– В течение трех недель 1830 года, – начинает свой рассказ Камилла, – Шато-Монбельяр-ле-Пен пустовал. Бурбоны выставили его на продажу. Король Карл, этот глупый осел, растранжирил всю казну. Поместье было продано за смехотворно низкую сумму одному виноделу из Макона. Но пока оно пустовало, Сильвия подкупала стражников, и каждую ночь в течение девятнадцати дней, с трех часов до пяти утра, она и ее дочь Луиза методично извлекали из колодца все, что там хранилось. – Она кивает головой и удовлетворенно улыбается. – Они утрамбовывали сокровища в винные бочки – не в маленькие рундлеты, а в огромные баррики [39] , куда помещалось намного больше. Но они были слишком велики в диаметре и не пролезали в шею Нептуна. Луиза спускалась в колодец с дюжиной корзин; там она наполняла их и привязывала к веревке. Сильвия поднимала корзины наверх, ссыпала их содержимое в бочки и заколачивала бочки гвоздями. Они жили на винограднике близ Фене – достаточно близко к поместью, чтобы возвращаться домой до рассвета и не вызывать ни у кого подозрений. Никто не знал настоящего имени Сильвии. Это было небольшое хозяйство всего на пять тысяч виноградных кустов. Денег едва хватало, чтобы прокормить семью. Но там был дом с глубокими винными погребами. Они наполнили девяносто три бочки сокровищами Жана Себастьена, а потом наполнили этими бочками погреба.
39
Рундлет – архаичный тип винного бочонка объемом 68 л; баррик – бочка для вызревания вина объемом 225 л.
– Девяносто три бочки!
– Даже Элоиза не догадывалась о том, сколько на самом деле там было богатств. Жан Себастьен наполнял свою сокровищницу в течение многих лет. Возможно, он начал свозить туда фамильное золото вскоре после взятия Бастилии. Как бы то ни было, Сильвия и Луиза каждую ночь приезжали в поместье незадолго до трех часов ночи на телеге с пятью пустыми бочками, а утром, еще до первых петухов, уезжали с полными.
Галлея тихонько качает головой.
– Вот так история.
– Они успели справиться с работой аккурат в срок. Когда они подняли из колодца последнюю бочку, Сильвия написала записку – ту самую, которую нашла твоя бабушка в 1980 году. Они уехали с тремя последними бочками, чуть раньше своего обычного времени,
– Ход нашей жизни определяется стечениями обстоятельств, – говорит Галлея.
– Сильвия продавала свое вино купцам из швейцарского города Невшатель, – продолжает Камилла. – Оно не отличалось ничем особенным. Не шло ни в какое сравнение с вином Жана Себастьена. Ее склоны были менее солнечными, почва – менее плодородной. А в Дижоне редко давали хорошую цену за бургундские вина. Даже в 1830-е годы их на рынке имелось в избытке. Вот Сильвия и продавала свое вино швейцарцам. Они были менее разборчивы, да и их местное вино проигрывало по всем статьям. До Невшателя было четыре дня езды, и прямо по дороге к виноторговцам находился банк «Петимэтр», первый в городе. Однажды, во время визита к виноторговцам, Сильвия распахнула тяжелые двери банка. Она встретилась с Луи Петимэтром и сообщила ему, что у нее есть ценные вещи, которые она хотела бы отдать на хранение. Он показал ей новые банковские хранилища, вырубленные в скале под зданием. «Любой сейф в вашем распоряжении», – сказал он. «Мне нужно два», – ответила Сильвия. И в следующий раз, когда она поехала в Невшатель, она прихватила с собой две бочки с сокровищами вдобавок к шести бочкам вина и поместила их в сейфы, по одной в каждый. Месяц спустя она привезла еще две бочки. А потом еще две.
– Две бочки за раз?
– Две за месяц. Да. Больше было бы слишком рискованно. Четыре года ушло у Сильвии и Луизы на то, чтобы перевезти все бочки. К марту 1835 года дело было сделано. Сильвии тогда было пятьдесят лет. Когда Луи Петимэтр поставил в сейф последнюю бочку, Сильвия спросила его: «Хотели бы вы узнать, что в этих бочках, месье Петимэтр?», – на что он ответил: «Нет, мадам, не хотел бы. Моя работа – сберечь их в целости и сохранности и никогда не заглядывать внутрь». После чего он захлопнул дверь сейфа и запер его на ключ.
В пивном ресторане на площади Анноне посетителей обслуживают за круглыми столиками, расставленными вдоль тротуара. Робот-официант в белом чепчике и клетчатом фартуке разносит подносы, которые держит на кончиках пальцев вытянутой руки. Галлея и Камилла садятся за столик.
– Выглядишь так, как будто тебя никто не кормит, – говорит Камилла Галлее.
– Мой врач говорит, что я слишком худая, – соглашается она.
– А мой мне говорит, что я слишком много курю. Не будем обращать на них внимания. Мы с тобой прожили достаточно лет без их помощи; проживем и еще парочку.
– У вас есть дочери? – спрашивает Галлея.
– Сыновья, – поправляет Камилла. – Двое.
– Сыновья? – удивляется Галлея. – В моей семье никогда не рождались мальчики. Ни одного за все эти годы, от самой Элоизы.
– Мальчики не наследуют воспоминания, – говорит Камилла. – Только девочки. – У нее на лице написано сожаление. – У меня есть внучка, – добавляет она. Она ловит взгляд Галлеи. – Нет, – отвечает она на незаданный вопрос.
– Выходит… – Галлея не решается озвучить свою мысль.
– Выходит, хорошо, что ты не стала дожидаться возвращения кометы в 2136 году, – говорит Камилла. – Не осталось бы никого, кто встретил бы тебя здесь.
Они сидят, размышляя об этом. Триста лет воспоминаний.
– То есть…
– …все это умрет вместе со мной, – кивает Камилла.
Их взгляды упираются в стол. Галлея пытается переварить эту новость. Робот-официант приносит их заказы, и они ковыряются в своих тарелках. Ни у одной, ни у второй нет аппетита. Они делятся воспоминаниями об Элоизе. Воспоминания Камиллы заканчиваются рождением Сильвии. Она не знает о Родерике Эгльфине. Знает, что Элоиза встретила смерть на гильотине. Знает, что она могла быть беременна в это время. Но почти ничего больше.