Модельер
Шрифт:
Здесь, во сне, он не был Владом, а был человекоцаплей.
Тех, кто его выслеживал, прячась в папоротнике и за кустами облепихи, человек-цапля в конце концов начал считать кем-то вроде старых, добрых знакомых. Белые клыки казались ему ласковой улыбкой, а страшный звук, который издавало существо: «чива-чива-чива-УУМС» чуть ли не песенкой, которую когда-то в детстве пела мать.
Влад нырял в сон, и из тумана медленно выплывал знакомый мшистый берег, а рыхлая земля и травинки забивались между пальцами ног. Он чувствовал своё тело, растянутое снизу и слегка приплюснутое кверху, как будто его подвешивали за ноги, а туловище на длительное время заключали в тесную бочку.
Он
Он радовался папоротнику и лягушачьим песням, как ребёнок. Ночь сейчас или день, неизвестно. Человекоцапаля никогда не смотрел в небо, а отражения в прозрачной стоячей воде будто бы не было. Он видел дно и мальков, стайками вьющихся вокруг тонких ног, иногда какую-то мелкую лупоглазую живность. По берегу росли кусты с пламенеющими ягодами калины. Казалось, только они, эти ягоды, съедали львиную долю сумрака.
К северу были только грибы и маленькие, как кошки, лисицы, прячущиеся под корягами давно мёртвых деревьев. Хлопья паутины. Южнее, где росли живые ещё сосенки и пахло газом, можно найти выгибающий спину мостик и гнилой дом, у которого отсутствовала одна стена, а крыша топорщилась шифером и напоминала выглядывающие из-под надкрылок крылья насекомого. Ещё южнее было озеро, со дна которого всплывали пузыри природного газа, пугая водомерок и рвя на лоскуты рои комаров.
Человек-цапля делал два-три шатких шага, и только потом застарелое, какое-то немного заветренное и опостылевшее чувство опасности достигало сознания.
В какой бы части болота он не оказывался, те двое были рядом. Возможно, они ждали его севернее, и, пока охотникам попадётся верный след, у него было время найти несколько укромных мест. Или изначально были рядом — например, пили холодный чай в полуразвалившейся сторожке. Тогда начиналась погоня. Чавкала под ногами земля, пластами отваливалась со ступней одного из преследователей — человек-цапля всё это слышал. Существо с белыми зубами с шумом влетало в воду, загребая лапами и чавкая, пыталось плыть следом. Путало след и бросалось напролом через заросли шиповника за лисицей или трусливой болотной птицей.
Все эти кусочки из многих-многих-многих снов-об-одном-месте давно уже сложились в цельную картину.
Помимо сна о болоте, были ещё сны-о-холмах, изрытых многочисленными гротами и с вышками ЛЭП, уходящими к горизонту. Там Влад был кем-то другим, да и ужас совершенно другой. Над головой, как хищные змеи, гудело электричество, а из гротов выползала темнота и выгоняла из земли на поверхность целые тучи насекомых.
Были и другие сюжеты, одни реже, другие чаще. Но самый мучительный сон приснился Владу сегодня — всё его существо до самых краёв заполняла темнота. Оттуда невозможно было убежать и вынужденная бездеятельность стала главным кошмаром.
— У тебя есть уже несколько готовых моделей, — сказал Сав. Он всё ещё кипел оптимизмом. — Не просто зарисовочки, как у всех остальных. Ты только подумай!
— Я хочу кофе.
Влад в трусах и майке, и, по своему обыкновению, в кроссовках с волочащимися шнурками. Тапочки он не признавал, а по полу откуда-то ощутимо тянуло холодом. Прошлой зимой такого не было. Стареет что-ли? Постель как будто взорвалась изнутри: такой там хаос. Влад покидал её с отвращением, и даже переставил любимый табурет к другому концу стола, поближе к окну. Савелий приплясывал на месте, не то пытаясь согреться, не то, напротив, стараясь не сгореть от полыхающих идей. Он в куртке, как обычно, без шапки, лохматый; гриндера обрамляли бортики снега.
— Ты только что пил. Представляешь, если твои работы появятся в каком-нибудь журнале? А может быть, нескольким несчастным женщинам придётся
Отчаявшись добиться от Влада хоть какой-то реакции, Сав ушёл. Он жил совсем рядом, за поросшим неопознанным стриженым кустарником и лавочками сквериком, и мог посещать друга и уходить решать свои дела по двенадцать раз в день. Чайник кипел снова и снова, растворимый кофе перетекал в чашку. Владу нравилось, каким густым и смолистым он в ней казался. Выходной и — вот досада! — не работается. Впервые за долгое время — ни одной мыслишки, руки не тянутся ни к карандашу, ни к швейным принадлежностям.
А может и правда, послать своё затворничество к чёрту — отправить несколько эскизов в пару модных журналов? Конечно, они посмеются над ними и выбросят — никому бы не пришло в голову шить по такому одежду. Но всё-таки, если, допустим, приложить фотографию тех красавцев, что стоят за дверью? Влад внезапно преисполнился энтузиазма и вскочил на стул. Сказал себе, громко и вслух: «Если тебе важен произведённый эффект, то, может, больший произведёт посылка с говном?!» Этот вариант тоже хорош, но его, пожалуй, лучше оставить на скамейке запасных.
Где-то здесь, на полу, лежало несколько журналов. Вот и они! «Череп», журнал о панках и неформалах, повёрнутый на моде и внешнем виде, Vogue, Подиум, Elle… последний, кстати, Влад даже не листал, страницы всех остальных были исчёрканы синей гелевой ручкой — юный модельер вносил в модные тенденции свои изменения.
Он нашёл во всех журналах адреса издательств — у двух они совпадали — и, как был, в кроссовках, упаковав себя в пальто и джинсы, выскочил наружу.
Оказывается, день уже почти миновал свой хмурый миттельшпиль. Все ноябрьские дни такие быстротечные. Стараются пробежать мимо как можно скорее, засунув руки в карманы и погрузив в воротник подбородок. Будто частные детективы из английских фильмов. В киоске канцтоваров продавали конверты. Телефон-автомат был чуть дальше по улице. Влад набрал номер Сава.
— Найди мне фотографа, — сказал он, и отключился.
Дело можно считать решённым. Сав может достать всё, что угодно. Хорошо иметь такие длинные руки — даже если на одном конце этих рук болтается общительное, но довольно бесполезное во всём остальном туловище.
Вернувшись домой (и захватив по дороге «быструю» китайскую лапшу), он наугад выдернул из альбома с эскизами несколько листков. Расформировал их на четыре стопки — в каждом оказалось по шесть. Скормил конвертам, походил по комнате, пиная стулья, потом достал всё обратно и побежал наружу — делать ксерокопии. А вернувшись, застал Сава и очкастого типа с фотоаппаратом, которого видел на одной из вечеринок. Имя его, конечно, затерялось в чёрных дырах владовой памяти.
Окошко в каморке давало совсем немного света, но у парня оказалась мощная вспышка, много режимов на фотоаппарате и руки из нужного места. Сав в это время бестолково прыгал вокруг, таскал туда и сюда манекены, расставляя их, как ему казалось, «по фэншую».
— Ты решил последовать моему совету! — сказал он.
— Просто скучно, — ответил Влад.
Фотографии он получил на следующий день, когда костёр уже залило дождём повседневной деятельности. И они, вместе с запакованными в конверты эскизами, ещё несколько дней валялись без дела на полу — на одном или двух остались автографы в виде отпечатков подошв владовых ботинок, — до тех пор, пока Сав однажды не подобрал их и не сходил до почтового ящика.