Модельер
Шрифт:
Рядом порт и можно различить запах рыбы.
Юлия останавливает машину. Сзади никто не сигналит: наверное, машины здесь нечастые гости. Выкручивает руль и медленно съезжает в указанную Владом сторону.
— Здесь нет поворота.
Лучи фар выхватывают из темноты заляпанную замёрзшей грязью дыру в какие-то глухие дворы, заросший безымянными и бесполыми, не принадлежащими, казалось, ни к какому роду и виду, кустами, и несколько каменных блоков лежащих поперёк дороги. На них громоздятся снежные шапки. Сверкают зады улепётывающих псов;
— Бедные собачки… — рассеяно бормочет Юлия.
— Бедные? — возмущается Савелий, но негромко: — да это настоящие городские волки!
Где-то там, дальше, вздымаются громады домов с пятнами света в окнах, будто искры над невидимым за каким-то элементом ландшафта костром.
— Нам туда, — упорствует Влад. — Я здесь проходил.
— Милый мой! — говорит Юля. — Здесь нет дороги. Поищем объезд.
Она разворачивает машину, всё так резко, что пассажиров кидает то вперёд, то назад, словно они сидят верхом на Юлином запястье: рука в свою очередь покоится на рычаге переключения передач. С приборной панели падают тёмные очки, Сав демонстративно не лезет их поднимать. Скрещивает на груди руки и глядит в окно.
Проезд обнаруживается чуть дальше, между двух ларьков, торгующих сигаретами, курниками в заиндевевшем полиэтилене, шоколадками, и всякой подобной мелочью.
— Выключи фары, — командует Влад.
Юлия косится на него, но выключает, ничего больше не спросив. Бормочет:
— Ты бы ещё попросил надеть на голову чёрный чулок.
Она всё ещё смущена и огорошена своей вспышкой. Машина заворачивает в переулок и медленно крадётся среди припаркованных автомобилей, от фонаря к фонарю, от одного освещённого окна к другому. Но окна кончаются, фонари тоже, и приходится ориентироваться только по смутным очертаниям. Кажется, будто они едут по глубокому ущелью с абсолютно чёрными отвесными стенками.
— Так мы только соберём зевак, — говорит Савелий, — Это ненормально — ехать ночью без фар.
Влад заволновался:
— Включи фары.
— Какие зеваки среди ночи, — бурчит Юлия. По мановению её руки вспыхивает свет.
Как раз вовремя. Они ввинчиваются в распахнутые настежь ворота, и совсем чуть-чуть места остаётся, чтобы не снести левое зеркало. Вокруг и впереди темно, будто бы здесь никто и не живёт, фары отражаются на неубранном с дорожек снегу.
— Что здесь? — спрашивает Юлия.
— Тела, — говорит Влад, и машина дёргается — Юля непроизвольно давит на тормоз, смотрит на Влада с досадой, и они продолжают движение.
Савелий улыбался во весь рот.
— Ты Юльку не пугай. Зачем она нам, с нервным-то срывом?
Чтобы смягчить резкость своих слов, он гладит её по руке. Поясняет:
— Манекены. Вот, что он имел ввиду.
— У него же есть манекены…
— Он питает страсть к брошенным, сломанным и гнилым. Да, приятель? Плохо,
Влад не слушает — выбирается из машины, и идёт к невразумительной груде мусора на газоне, укрытой в кустарнике между двумя тополями. Когда перелазит через низкую ограду, слышит, как позади хлопают дверцы пикапа. Полы пальто стегают по ногам, шарф сползает с шеи и Влад его поправляет. Холодно. Если поднять голову, можно разглядеть торчащие во все стороны, точно рёбра, обугленные балки — в этом доме полностью сгорели два верхних этажа, жители уцелевших двух предпочли временно расселиться по родственникам.
Влад стаскивает полиэтилен, и лучам двух фонариков предстаёт груда тел. Нет, людьми здесь даже не пахнет, манекенами, как предполагал Сав, тоже: это части громоздких квадратных туш с выпотрошенными внутренностями, от них веет холодом, а под ногами хрустит стекло.
— Мать честная… — выдыхает Сав. — Так вот он — похититель телевизоров! И ему были нужны не дорогие микросхемы.
Разбитые экраны, куски пластиковых корпусов, хром и благородный матовый пластик покрывают слои пыли и грязи. Шнуры выглядели оголёнными мышцами на ногах какого-то животного — мёртвого животного. Кусты вокруг поломаны и примяты: видно, ходили здесь не раз. Хотя, возможно, разруха здесь царит ещё со времён пожара.
Вооружившись перчатками, они перетаскали всё в кузов и накрыли полиэтиленом. Все притихли; Юля и Сав со своих мест испуганно поглядывали на Влада, а он как всегда витал в облаках, рисуя грязным пальцем на запотевшем стекле.
— Как ты проникал в квартиры? — спросил Савелий, когда лифт в очередной раз возносил их наверх. Железо вибрировало на полу у их ног, будто части телевизоров решили обсудить свою судьбу и тихо перешёптывались, стараясь не побеспокоить людей.
Влад пожимал плечами.
— Глупый вопрос.
Зарубин опустил взгляд, наблюдая, как с его перчаток капает подтаявшая ледяная короста. И правда. Если можешь что-то сделать — нет нужды объяснять другим, как ты этого добился. Тем более, если они спрашивают из праздного любопытства и если у них нет цели достичь твоих высот. Праздное любопытство вообще не стоит удовлетворять. Вреднее, наверное, только жажда безделья.
Он лукаво взглянул на друга.
— А высоты у тебя и правда не шуточные. Это надо же!.. Забираться в дома и утаскивать весь этот хлам прямо из окон.
Влад ничего не ответил.
В ночи они подняли телевизионный металлолом в студию и свалили в прихожей. Пока Юлия дрожала возле машины и курила одну сигарету за другой (ни Сав, ни Влад ни разу не видели, чтобы она курила), мужчины четыре раза съездили туда и обратно на лифте.
Что будет со всем этим хламом делать Влад, никто не спрашивал. Хотя и у Сава, и у Юли были догадки.
— Мне нужно домой, — сказала Юлия перед последним рейсом, — Ямуна наверняка ещё не спит. Тебя подкинуть?