Моё сердце в тебе бьётся
Шрифт:
И вот тут я ему чуть в бубен не прописал, отвечаю.
– Нет, Антошка, не посидим. Прости, но спокойствие моего психа мне как-то дороже.
– Ну, как знаешь. Если передумаешь, то я учусь здесь в Москве и номер у меня прежний. Набирай, буду ждать.
– Жди, – кивнул я на прощание.
А там уж меня в машине Алёнка принялась пилить, да так, что я чуть не сгорел заживо от ревности. Мол, я должен был выспросить у Карташова как у него дела, чем он живет и на кого в столице учится. И конечно она обрадовалась, что Антон Великолепный с ней хочет общаться снова,
И когда до взрыва у меня оставалось всего ничего, Алёнка вдруг неожиданно выдала мне:
– А чего это ты так надулся, Соболевский? Хочу и буду общаться с Карташовым. А ты вон иди своей даме сердца гортензии дари.
– Алёна, – максимально мирно потянул я, но Княжину уже было не остановить.
– Как ее зовут, кстати? Я ее знаю? П-ф-ф, ну конечно знаю, раз ты с детства по ней страдаешь. Это Аллочка, да?
– Какая, к чертовой матери, Аллочка? – улыбнулся я, а сам испугался от той лавины призрачного счастья, что вдруг хлынула на меня.
– Курочкина! – гаркнула Алёнка и я совсем не удержался, и рассмеялся.
– Ой, завязывай, Княжина. Не быть тебе Шерлоком, вот вообще никак.
– Да не вопрос. Можно подумать мне дело есть до твоих любовей, – фыркнула девчонка, отвернулась и сложила на груди руки, выражая высшую степень своего недовольства.
Вот так всегда. Она в гневе, а я от чего-то в диком восторге.
Псих…
Глава 37 – Получилось!
POV Никита
После своеобразной ссоры, между нами, я не мог отвести Княжину домой просто так. Я упиваюсь самой возможностью того, что девчонка может меня ревновать. Пусть она сама еще этого не понимает, но меня уже не по-детски вштырило от ее слов, от выражения ее глаз, мимики и жестов.
Я в нирване, господа!
И ведь перепутать сложно, но Алёна сама сплошная загадка, так что, знать наверняка я не могу, а потому везу ее туда, где будем только я, она и целый мир, между нами. Московские крыши, имбирный чай с медом и корицей, теплые пледы и нарды, в которые я отчаянно поддаюсь своей девочке. Лишь бы она улыбалась и хлопала в ладоши. А дальше предлагаю между делом, даже не надеясь, что она согласится:
– Давай играть на интерес?
– П-ф-ф, я не буду выполнять твои глупые желания, – кривится Княжина, и я качаю головой.
– Вопросы. Ты мне. Я тебе. Только чур отвечать честно и без утайки.
– Боже, Соболевский, я и так тебе рассказала больше, чем кому бы то ни было, – и тут же почти скороговоркой добавила, – но ладно, давай.
И аж глазки заблестели.
– Поехали, – рассмеялся я и мы начали новую партию.
И выиграл, наблюдая за скисшим выражением лица Княжиной.
– Итак, горемычная, – хрустнул я пальцами, – признавайся, съела бы ты то клубничное мороженое, что было в первом классе. Ну, если я бы его тебе сунул не в декабре, а, положим, в июле?
– Да, съела бы, – утвердительно кивнула Алёнка, – но с одним условием.
– Каким? – насторожился я.
–
Боги, язык в исполнении моего тела – это зрелище не для слабонервных. Но, да ладно, Княжиной можно все! Пусь дурачится.
– Ок, принято. Едем дальше, – и новая партия, в которой победил уже не я.
– Она брюнетка, блондинка, рыжая? – выпалила свой вопрос Алёна и мое сердце забилось как шальное.
– Она? – сделал я вид, что не понимаю, о чем идет речь.
– Твоя зазноба, – прищурилась Княжина.
– Ах, это. Блондинка, – ответил я, красноречиво на нее посмотрел и снова расставил фишки на доске для новой партии.
– Эй! Ну, а дальше? – насупилась девчонка, но я только пожал плечами и сделал вид, что полностью игнорирую ее интерес.
– А дальше отвечу, если ты снова выиграешь, – подмигнул ей и кинул кости.
– Бесстыжий ты, Соболевский и игры у тебя дурацкие, – пробухтела Алёнка, но все же сделала свой ход.
Правда, вопреки моим ожиданиям, следующий ее вопрос был совсем по другой теме.
– Зачем ты перевелся в этот институт, Никита? – прилегла она на мягкие подушки топчана, на котором мы сидели под полностью прозрачным куполом.
– Тебе кровь пить, – честно ответил я и Княжина звонко рассмеялась.
– Очень смешно. А, если честно?
Но от ответа меня спас телефонный звонок отца, который в последнее время уж больно активизировался. Чересчур часто он начал давать о себе знать, просил встреч или приехать снова на выходные, предлагал полететь на ноябрьских праздниках на море, интересовался все ли у меня хорошо с Алёной и будто бы реально за меня переживал. А я поверить в это не мог. Для меня Руслан Соболевский всегда олицетворял бездушного монстра, которому я долгие годы был словно бельмо на глазу.
И снова с ним говорила Алёна, а я суфлировал, да только в этот раз после общения, девчонка психанула и зло откинула от себя трубку.
– Так нельзя, Ник!
– Как так? – ощетинился я, приготовившись отстаивать свою точку зрения.
– Вот так! Он же твой отец! Он же любит тебя!
– Ага, Алён, убедила. А я-то думал этот мужик просто постеснялся выкинуть своего ублюдка на обочину жизни. Вроде как не комильфо, да? Зато в глаза смотреть мне малому и говорить, что я ничтожество – это ничего, сойдет. Так по-твоему? – форменно зарычал я и снова в моей душе проснулся обиженный ребенок.
– Ты мне тоже говорил, что я ничтожество, Ник, – вдруг совершенно спокойно выдала Княжина и я вздрогнул.
– Не было такого!
– Было! Из года в год, каждый божий день в школе, стоило тебе только посмотреть в мою сторону. Твои глаза это говорили вместо тебя.
А потом и добила меня.
– Но я, несмотря на всю свою ненависть, нашла же в себе силы общаться с тобой. Хотя ты это ничем не заслужил, Соболевский. А твой отец сам идет тебе навстречу, потому что осознал, потому что хочет все исправить, а не потому, что тупо надо, – процедила она, а я откинул от себя кости и отвернулся, совершенно не зная, чем парировать ее слова.