Мое второе Я
Шрифт:
– Танечка, прости, я сказала глупость, – тут же стала оправдываться Зойка.
– Ну да… – с насмешкой произнесла Таня. – Вижу, ты не туда загнула. Вот что, мам, мне не нужно все это, и вообще… Раньше было лучше: папа был другой, он был папой, а теперь я даже не знаю, кто он…
– Таня, ну что ты такое говоришь, – голос Зои звучал неуверенно, – папа устает…
– Мам! Перестань! Ты же сама в это не веришь, – дочка сверкнула на Зойку глазами, – он стал другим!
Она хотела еще что-то добавить, но промолчала и ушла к себе.
Зойка убрала посуду и поднялась в студию. Она долго сидела на высоком табурете, переводя взгляд с
А сейчас… Это не картины, а мазня. А вот те девять, которые она так и не повесила на стены, – то были ее лучшие работы. Не все они написаны в лучшие Зойкины времена, четыре из них – в самые тяжелые, но все – с открытым сердцем. Когда с радостным, когда со страдающим, но всегда с открытым. А ее любимый преподаватель, Вадим Львович, встретив ее как-то на улице, сказал, что не видит в ней ту Зойку, которая у него училась.
– Дорогая моя, вы должны вернуться к своему настоящему «я». Это трудно, но иначе нельзя. Постарайтесь, пожалуйста… Мне будет очень жаль, если я больше вас не увижу, – он сделал ударение на слове «вас».
Таня рисовать не умела, и к этому ее никогда не тянуло.
– Мам, я в этом ничего не понимаю, – разглядывая Зойкину картину, дочка морщила нос, – наверное, это талантливо, раз тебя покупают.
Но одну глупость Зоя все же совершила – взяв фотографию Саши, она отправилась в Великий Бурлук, поселок под Харьковом, к гадалке. Спросить, что происходит с Сашей, какая муха его укусила. Она осознавала: ее ожидания эфемерны, поездка, скорее всего, будет бесполезной, однако поехала. Даже не понимая, на что рассчитывала, потому что гадалкам, экстрасенсам и всяким колдунам не верила: люди эти в лучшем случае прекрасные психологи, говорят страждущим то, по чему их душа страдает, а выпроводив за дверь, прячут деньги, зевают и усмехаются. Но поехала, как это делают тысячи женщин в надежде услышать то, что хотят, – муж твой самый верный на свете. И вот сидит Зойка напротив молодой, наверное, тридцатилетней ведьмочки, которая, глядя на фото, говорит:
– Его опутала черная дама. Опутала сильно. Так, что он дохнуть не может…
Зойка не дослушала, вскочила, вырвала фото из пальцев, унизанных массивными перстнями, бросила на стол заранее приготовленные купюры и – к выходу. В машине обозвала себя последними словами и тему эту для себя закрыла. Она начала открываться сама душным июньским вечером, перед
Надо бы перенести разговор на завтра, подумал Денис, глядя на Зою. Пусть все переварит – новость для нее действительно ошеломляющая. Такая новость может потрясти любую женщину, но в Зойке он был уверен – она не заплачет, не впадет в ярость и не будет крушить все подряд. Она – человек с крепкими нервами.
Да, ее случай особый – с самого начала Денис понял: что-то здесь не так. Хотя если разложить все по полочкам, то ничего особенного в нем не было: нападение с целью запугивания, звонки с угрозами жизни, требование заплатить деньги и не обращаться в полицию. Но, несмотря на угрозы, потерпевшие рано или поздно приходят в полицию. Это в кино отец семейства оказывается спецназовцем на пенсии, разрабатывает с такими же пенсионерами четкий план, и они точечными выстрелами прореживают ряды бандитов, а самого главного головореза после красивой драки убивает сам отец семейства.
На самом деле в жизни все более прозаично – заявление, написанное дрожащей рукой, поступает в полицию максимум через три дня после начала угроз: человек не может долго находиться в незащищенном, подвешенном состоянии, нервы просто не выдерживают, и он ищет защиту.
Что же было не так в Зойкиной ситуации? Первое: в течение двух недель они с мужем сидели тихо, и Зоя позвонила Денису только после того, как за сутки на ее телефон поступило шесть звонков и множество сообщений с угрозами. При этом Саша идти в полицию не хотел, Зоя притащила его чуть ли не за руку.
– Денис, извини, – с порога начал Александр, – я не хотел тебя беспокоить, это все Зоя…
Они сели и, перебивая друг друга, упрекая в неточности повествования, принялись рассказывать.
– Зоя, прошу тебя, не накручивай, – говорил Александр.
– Я не накручиваю, все так и было!
– Давайте так, – предложил Денис, – сначала я выслушаю одного из вас, а другой потом его дополнит и выскажет свою точку зрения.
– Хорошо, – Зоя кивает и начинает рассказывать.
– Значит, вы сразу обратились в полицию не по месту жительства, а по знакомству? – уточняет Денис, после того как оба супруга закончили говорить.
– Да, мне согласился помочь друг, у него в полиции связи, – отвечает Александр.
– Друг? – восклицает Зоя. – Вова тебе не друг, он твой злейший враг! Я всегда тебе говорила…
– Ну опять ты за свое! – Муж с раздражением перебивает Зою и поворачивается к Денису всем торсом: – Извини, мы уходим… Мы не должны были тебя беспокоить. – И он поднимается.
– Не должны? – лицо Зои превращается в неподвижную маску, и она ровным, не терпящим возражения тоном произносит: – Александр, делай что хочешь. Ты давно уже делаешь что хочешь. И я тоже буду делать что хочу. Можешь идти, я сама напишу заявление. Денис, все доказательства здесь.
Она кладет на стол смартфон и открывает сообщения, пришедшие на «Вайбер» с разных номеров, но с одинаковым текстом: «Сто тысяч зеленых или будешь собирать свою дочку по кускам. Срок истекает через тридцать шесть часов…», «…тридцать пять…»
– Где сейчас Таня? – спрашивает Денис, прочтя сообщения.
– В Закарпатье с моим отцом, в маленьком селе, там безопасно.
– Вы с ней каждый день на связи?
– Да, мы купили им другие симки, и себе тоже купили, – отвечает Зоя.
– Это правильно. Что вы сказали Тане?