Могила для 500000 солдат

Гийота Пьер

Генерал идет к двери, открывает ее, выходит, пересекает кухню. В темноте клубится пар, кипящая, пенящаяся вода поднимает крышки над котлами.

— Что будет, если я вскипячу мою сперму?

Генерал вытирает лоб, возвращается к двери алькова, прикладывает ухо к бамбуковой завесе: парень плачет, всхлипывает, матрас трещит; генерал отгибает две пластины завесы, видит, что парень лежит на животе, его плечи вздрагивают от рыданий, ковшик на ягодицах повторяет колебания дышащей груди; генерал улыбается и уходит.

Два взвода, посланные для поимки Иллитана, вернулись во дворец на другой день утром, перед сменой караула; солдаты валятся на свои тюфяки, сталь грузовиков изъедена солью.

Капитан получил разрешение генерала на то, чтобы солдаты спали во время построения.

— Я приду посмотреть на них в казарму.

— Господин генерал, они спят.

— В таких позах они наиболее очаровательны.

— Я прошу вас, господин генерал.

— Лежат на боку, штаны обтягивают задницы, ремни спущены на бедра. Господин генерал.

— Вы сражаетесь, вы подчиняетесь, вы не вызываете у меня желания. Война скоро кончится, мы будем разбиты. Вы говорите не с генералом, а с хозяином борделя. Приведите ваших людей.

— Но, генерал, вы разрешили им отдыхать.

— Я хочу их видеть. Я знаю, что ночью они раздавили

ребенка, я хочу их видеть.

Капитан уходит за своими солдатами, он будит их и выводит на построение. Генерал приказывает им раздеться до пояса. Солдаты раздеваются:

— Вы будете так стоять до полудня. Солдаты складывают форму на землю:

— Снять головные уборы.

Солдаты снимают береты, некоторые — легкие каски. Генерал приказывает другим солдатам разойтись. Капитан возвращается в свою комнату, моется, бреется и ложится на кровать. Генерал входит в свой кабинет, выгоняет секретарей и встает перед окном, из которого виден двор с раздетыми солдатами; он берет бинокль и смотрит на обнаженные торсы, по бокам которых таятся желанные тени, на впалые от голода животы; он знает, что его адъютант и секретари, прислонившись к двери, смотрят на него, влюбленного, исполненного желанием; солдат, пересекая двор, останавливается перед наказанными и показывает им язык; генерал узнает Пино по грязной гимнастерке, по прилизанным волосам, по полотенцу, висящему у него на плече, по мороженому, торчащему из кармана на бедре.

Его одолевает желание ласкать это влажное жилистое тело, побросать на землю награды, звания, титулы и бежать за ним, назначить его своим лейтенантом наслаждений, командиром и вербовщиком мальчиков; он, генерал, пустится в публичный разврат, будет красоваться, прислонившись к двери своего борделя; парень внутри будет растлевать и насиловать ребят моложе или старше себя. А он, генерал, будет предлагать грязный и жестокий разврат, устанавливать порядки, предпочтения, награды, считать и отмечать время наслаждений, количество пролитой спермы, продавать мальчиков распаленным прохожим — мужчинам и женщинам, выдергивая им на выбор спящего мальчика и зачитывая список его особенностей; стегать этих мальчиков хлыстом, заставлять самых юных вести хозяйство: мыть грязный паркет и кафель, менять простыни после каждого клиента; запрещать давить и пачкать детей, но самому каждый вечер затаскивать их в постель и пинать их, когда они скребут пол, сидя на корточках, задирать их передники, расстегивать шорты, стягивать трусы и опрокидывать их на спину с раскинутыми ногами, как щенков, заставлять бедных клиентов довольствоваться цементным полом уборной, чтобы тискать и пачкать детей; развеять сердечную и телесную тоску королевской свободой и омытыми солнцем ласками; расхаживать у ног мальчиков, спящих вповалку на лестнице, в погребе, на улице, утомленных утренним развратом; установить между мальчиками строгую иерархию, одним предоставляя общий зал, другим — комнату на этаже; подчинить первых вторым, при этом используя в качестве наказания для высших временный перевод на работу в общий зал; внушить всем необходимость подчиняться клиентам — мужчинам и женщинам; обязать всех мальчиков, даже самых маленьких, пить поутру вино, чтобы вырвать из сердца тоску, чтобы вырвать и сердце само, приучать их к удовольствию и жестокости, уметь давать и получать, изнурять недавно набранных, купленных или украденных мальчиков трудом, а потом, добившись полного подчинения, понемногу освобождать их; приучить их к сексуальным состязаниям, чтобы они изобретали самые непривычные позы; и еще: «вспомним о красивых нежных мальчиках, привыкших к хорошей пище в садах Энаменаса, тех, кто возвращается с теннисного корта в намокших от пота между ног шортах, открытых, веселых, челки на глазах, о том, кто после десерта, почувствовав недомогание, выходит из-за стола и идет блевать в компании заботливой любимой сестрицы, которая помогает ему и держит за плечи во время приступов рвоты, о том, кто лежит на лестнице виллы с открытой грудью и бедрами, одетый только в выцветшие плавки; его ноги, свешивающиеся с балюстрады, касаются розовых кустов; моя рука издалека ласкает его теплый живот; о том, наклонившемся к электрическому поезду, короткие легкие шорты немного соскользнули по ягодицам, открылась полоска спины между ремнем и рубашкой, на ногах — шерстяные носки с зелеными ленточками; вербовщики соблазнят их одного за другим, вывезут из родных домов и швырнут в пучину наслаждений; Пино прижмет эти лица, на которых еще не просохли слезы стыда, к своим ляжкам; я увижу их смятение перед первым клиентом, увижу пот на их бедрах, когда посетители сожмут их руками, их отчаяние, а потом наслаждение, их торжествующие взгляды после выдержанного испытания, их усердие в исполнении советов и поучений Пино, а потом внезапное вдохновение, нисходящее на их губы и руки при прикосновении с кожей партнера в объятиях, становящихся все более яростными по мере возрастания цены; возбудить в этих хорошо воспитанных мальчиках зависть и трусость, искусить их низостью и гнусностью оскорблений, заставить их, пьяных, отречься во всеуслышание от их матерей, замарать грязной бранью материнские тела и души; вспомнить о мальчиках нищих, шустрых, битых, уже соблазненных, отыскать их, схватить и бросить в общий зал, как зверьков, которых ребенок, наигравшись, запирает в клетке; перессорить их между собой и заставить драться; устроить кровавые потасовки между самыми уродливыми и продавать клиентам, мужчинам и женщинам, эти избитые, кровоточащие тела, чтобы клиенты могли вдыхать и слизывать сперму, смешанную с кровью; ввести единую рабочую одежду для всех, в комнатах и в общем зале: выцветшие плавки, зимой — свитер, также выцветший и дырявый; я буду щупать сквозь влажную и липкую после череды свиданий ткань их члены, выжимать из них последние капли горячей спермы, а потом шлепком по заду отправлять их к следующим клиентам; я дрожу, полусонный, сидя у двери в дождливый полдень, по улице пробегает зеленая сернистая тень, я возбуждаюсь на проходящих по тротуару мальчиков, на останавливающихся мужчин, на выкрики юношей, на предложения, на беглые бесплатные ласки этих мужчин, на напряженные ноги мальчиков, по которым сбегают дождевые капли, на цены, выкрикнутые звонкими голосами; обнявшиеся клиенты и мальчики слегка касаются меня, когда они, намокшие под дождем, входят в общий зал; мальчик улыбается и подмигивает мне, запрокинув голову, когда клиент нависает над ним на кушетке, другой, сидя рядом со мной на коленях у грузчика в расстегнутой рубахе, на заплеванном, залитом вином столике, повиснув на шее грузчика, опускает со смехом голову мне на плечо; за другим гонится между скамейками и столами женщина с его разорванными плавками в руке; мальчик протискивается между моих ног; я вздрагиваю от раската грома, он поднимается и бросается со стоящим членом на женщину;

они катаются по полу, женщина запихивает рваные плавки между ягодиц мальчика; самый молодой из мальчиков борделя входит с мясником в уборную в дальнем конце коридора; толстый парень, прислонившийся к стене в тени уборной, привлекает его за бедра к себе, он делает мне знак рукой, дверь за ними закрывается; от их объятий звякает щеколда и трещит дверное полотно, из-под двери показывается напряженно вздрагивающая рука, следом нога, потом они понемногу втягиваются внутрь, дверь открывается, мальчик выходит, мясник, стоя на подножке уборной, застегивает ремень; мальчик возвращается к нему, одной рукой застегивает пряжку ремня, другой ласкает его между ног; они выходят, обнявшись, на середину общего зала, опираются о стойку; мальчик протягивает мяснику стакан вина, его ладонь, держащая стакан, помята, увлажнена, к пальцам прилипли волоски, мясник берет стакан, отпивает половину и с грубым смехом выливает остатки вина за плавки мальчика, оттянув ткань жирной ладонью. Плавки намокают спереди и сзади, вино стекает по ляжкам до колен, мальчик трет колено о колено; мужчина в рубашке и кепке хватает мальчика сзади и прижимает к своему животу, член мужчины тычется в ягодицы мальчика через плавки; мальчик вырывается, отрывает руки мужчины, вцепившиеся в его бедра; помощник мясника берет пустой стакан и надевает его на член мальчика; мокрая ткань натягивается вокруг стакана; мужчина сдирает плавки с его задницы, мальчик снова натягивает их, мужчина сдирает опять, вонзает свой член между ягодиц мальчика, разведя их руками, мальчик хохочет, его голова запрокидывается на грудь мужчины, его блестящие глаза смотрят на меня, мясник давит ему на живот, мальчик ощущает, как член мужчины входит в него, пронзает и жжет; капельки слюны выступают в уголках его губ, его щеки побледнели, голова скатывается на плечо, распахивая рубашку мужчины и обнажая его грудь, на которой блестит капля вина или крови, живот мальчика втягивается, трепещет над стаканом, который помощник мясника крутит по плавкам, член мальчика встает под стеклом, плавки рвутся на бедре и, следуя за движениями стакана, накручиваются на него; губы мальчика синеют, внезапно открываются, изо рта выливается кровь и блевотина; мужчина тяжело дышит, напирает членом и животом, мальчик, сотрясаясь всем телом, теряет сознание, кровь и блевотина текут по его груди, пачкают стакан, мясник роняет его, он разбивается о кафель, помощник мясника бьет мальчика ногой по коленям, по ногам, давит на его ступни, плавки скользят на бедро, на колено, мужчина обнимает мальчика, кусает его веки, подхватывает грязные плавки и прижимает их к члену мальчика; мальчик, которого мужчина держит одной рукой, падает к его ногам, член мужчины, дрожа, выходит из ягодиц мальчика, подскакивает и цепляется за рубашку; мальчик, распростертый у ног мужчины, плавки между ног, очнулся от удара об пол, он стонет, мясник пинает его ногой, давит ему на живот, нашаривает ногой плавки и поднимает их носком ботинка; мужчина садится на корточки, набрасывается на мальчика, ложится сверху и снова вводит член между ягодиц мальчика.

В зоопарке слоны трубят под мелким дождем; во вспышках молний полуголые погонщики, увязая в грязи, загоняют их ударами бичей под большие зеленые тенты, раздуваемые ветром; погонщик кричит, напоровшись бедром на колючую проволоку; испарения города поднимаются в струях дождя. Под моими ногами высокий матрос и светловолосый мальчик катаются, обнявшись, по полу, стонут, они совершенно голые; ослепительно — белая форма матроса и красные плавки мальчика лежат на скамейке; расставленные ляжки матроса нависли над лицом мальчика, черные волосы его лобка смешиваются со светлыми волосами, матрос сотрясается всем телом, он кончает, его член целиком во рту мальчика, тот кашляет, отталкивает руками живот матроса, нависший над его подбородком, сперма переполняет его рот, душит его. Голова матроса втиснута между ног мальчика, согнута под его членом, как лошадиная морда, он хрюкает, смеется, ржет, плюет на яйца; член мальчика, твердый, огромный, красный после свиданий утром и в полдень, согревает шею матроса, добираясь ему до уха.

Помощник мясника проходит мимо меня, он выходит из общего зала, поглаживая под передником свои ляжки, с улицы доносится крепкий запах слоновьего дерьма; ягодицы помощника мясника под завязками передника покрыты засохшим дерьмом; на улице, в солнечных бликах, он оборачивается ко мне, из расстегнутой ширинки торчит его член, еще твердый и красный, он берет его руками и скачет, как на лошадке, его смех еще раздается на улице, когда мужчина в кепке и мальчик разъединяются под стойкой; все прочие пары вокруг меня расплетаются, сплевывают, руки тянутся к жалким одеждам.

Кафель блестит, длинные дорожки спермы и вина, покрывая плавки, рубашки и кепки, тянутся, переливаясь в свете бури, под скамейки.

Дети, вложите мечи в ножны, мужчины, спрячьте ваши копья, я поднимаюсь над вами в закрытую долину, задыхаясь от запаха сосен, я бегу с одного края стадиона на другой, гора покрылась солдатами, их копья пронзают листву, я умираю, я ни разу не изменил свободе, моя глотка забита сухими листьями, солдаты пригвождают меня копьями к сырому песку стадиона, а я ведь мечтал быть задушенным в уборной борделя одним из мальчиков, мои раны сохнут на горном ветру, я умираю один под крики птиц Божества, я вижу мою смерть и мое нисхождение в ад; рождество не ждет, пока я умру до конца, чтобы выделить мне местечко в вечности, я умираю покорно, смиренно, лишь солнце касается духа моего, я не ропщу, а ведь я мечтал умереть в смятении наслаждения и безнадежности». Генерал кладет бинокль на стол, вызывает радиста:

— Пиши: «Срочно, секретно. От главнокомандующего войсками Энаменаса генерала Костаса Зигуриса начальнику главного штаба метрополии — Пленный вождь повстанцев этой ночью сбежал. Офицеры, солдаты и я не можем больше видеть крови. Необходима бомба. Ждем новых приказов».

— Передайте это сообщение немедленно.

— Зашифровать, господин генерал?

— Нет. Повстанцы и моряки, которые перехватят это сообщение, обожгут себе пальцы и уши. Что можно противопоставить Богу, падающему с неба огню?

Генерал слышит дальний рокот моря и рябь небес, столкновения твердых и мягких панцирей под синей водой, грубые голоса солдат и унтер — офицеров на строевых занятиях. Под водой морей, под землей полей крадется страх, скрытая угроза; черные люди в касках, вооруженные короткими кинжалами и удавками, выходят из лона волн, жители на пляжах пятятся, закрывая глаза руками; на острове царит измена: на востоке все зарезаны, заколоты, повешены, трупы блестят, покачиваясь на кромке прибоя; на западе солдаты идут, повинуясь приказам командиров, на стоящих или упавших на колени обитателей деревень и, не останавливаясь, закалывают их, как рыбу с лодки, на рукоятках их кинжалов развеваются ленточки; преследование одиночек заканчивается в расщелинах скал, в хижинах на соляных копях, жертвы живыми брошены в сонмище теней подводных тварей, в соляной раствор, там барахтаются они: