Могильщики талантов
Шрифт:
— А это Марамзин…
— Узнали?
— Я и Кушнера узнал. Встречал его однажды. Он почти не стареет.
— А те два снимка повыше, узнаёте? — с живостью заядлого охотника заинтересовался Владимир Ефимович.
— Признаться, не силён, — Алексей уже научился распознавать молодого Сахарова, но всех литературных деятелей Ленинграда в лицо не знал.
— Это я с Сергеем Вольфом и Евгением Рейном.
Над памятными снимками висели вдоль верхнего края обоев большие портретные фотографии в рамках. Астролягов отступил, чтобы рассмотреть получше. Там были женские лица. Молодые и симпатичные.
— Кто они?
— Окололитературные дамы. Жёны писателей. Просто девушки из компании. Вы наверняка о них слышали. А вот там, над дверью, Ольга Фёдоровна…
— …Берггольц.
— Такого снимка больше ни у кого нет. Семьдесят четвёртый год.
Астролягов обернулся и увидел, что Сахаров улыбается.
— Я в юности увлекался фотографией. Отец привёз с войны «Лейку», сам снимал и меня заразил. У меня огромный архив. Я храню память обо всех известных ленинградских литераторах, кого сумел встретить, а их было немало. Ох, видит Бог, немало. Да вы кладите рукопись на стол. Спасибо, что зашли. Присаживайтесь. С вашей помощью, будем чай пить.
— Я коньяку принёс, — застенчиво сказал Алексей.
Чай тоже пригодился. Старик скучал и был рад поболтать с новым человеком из своей среды. Он жил один, упрямо придерживаясь принципа «где родился, там и пригодился». Сын давно обосновался в Штатах, старшая дочь в Швейцарии, младшая — в Италии, а супруга поджидала на Северном кладбище, но Владимир Ефимович к ней не спешил. Он благоденствовал в привычной среде и скрашивал досуг любимым делом. Рукописи на правку ему таскали со всего города, но Сахаров мог позволить себе брать только тех авторов, которые больше нравились. Он ни в чём не нуждался. Он ничем не был занят. Прибиралась в квартире и готовила нанятая детьми домработница.
Пообщаться с человеком, в молодости нашедшим своё призвание и считающим редактуру смыслом жизни, было до чёртиков интересно.
— Я ещё Бродского правил! — заливал Сахаров, а Алексей наслаждался его откровениями.
— Любому писателю нужен редактор, даже самому грамотному.
— А как же Довлатов считал, что хорошему писателю редактор не нужен, а плохого писателя тем более не спасёт? — узнать мнение по спорному вопросу от человека, знакомого с автором утверждения лично, доводилось нечасто.
— Серёжа часто говорил глупости, — просветил Владимир Ефимович. — Такой уж был человек, хотя и безобидный. Сам-то он немало редактором поработал.
— А вы что думаете?
— Редактор необходим всем пишущим. Ошибки встречаются у каждого — человек несовершенен и ему свойственно ошибаться. Даже самый грамотный автор, вычищая текст в сотый раз, может пропустить запятую или повторение, потому что у него элементарно глаз «замылился». Увидеть его ошибку способен только посторонний. А есть типичные индивидуальные ошибки, связанные с привычкой. Ошибка автоматического набора, например, «совесткий» вместо «советский» или «кончено» вместо «конечно». У любого автора они есть. Это не страшно и не позорно. Реже, но всё равно часто, исправлению подвергают неумение выражать мысли, являющееся особенностью автора.
—
— Книги-то надо выпускать, — старый редактор был благодушно настроен к авторам и литературному процессу. — Хороших писателей раз-два и обчёлся, а людям нравится читать, вот и дайте им множество книг во всём желаемом разнообразии. Нельзя быть идеалистом в издательском деле. Максимализм эстетствующих убивает почище газовых камер. Люди грешны. Мы их исправляем. Рефлексировать по поводу правки нечего. Мы были и будем. Даже Ветхий Завет подвергался правкам. Мы с вами, Алексей, жрецы-редакторы, и служим живому слову. А что действительно надо делать, так это на Новый год каждому писателю коробку с запятыми дарить.
За бутылкой шустовского коньяка последовала фляжка «Хеннеси», за которой Астролягов сгонял в соседнюю комнату. На полках могучего купеческого буфета он увидел ряды разнообразных бутылок, главным образом, непочатых. Владимир Ефимович в одиночку не пил, но готов был оторваться в компании. Тут они друг друга и нашли. Астролягов по журналистской привычке умел слушать и задавать вопросы, а Сахаров рассказывать. Он знал всё обо всех петербургских издательствах и о многих московских понемногу.
— …Когда Дом Писателя загорелся, ревущая толпа пошла на приступ, и тут рухнули перекрытия. Сонмы критиков и редакторов были погребены под пылающими руинами и обрели последнее пристанище прямо на Шпалерной. Все в один день, быстро и мучительно, без покаяния отправились из горнила имени Маяковского прямо в ад, не заметив перемен, ибо при жизни привыкли к литературной преисподней.
— Аминь! — Астролягов поднял рюмку.
Они чокнулись, выпили, и Сахаров спросил:
— Кстати про ад. Вы давно в «Напалме»?
— Как убили Плоткина, так меня и пригласили занять его место.
— То есть вы там раньше не работали?
— Раньше я статьи в разные издания пописывал и сидел дома как фрилансер.
Сахаров качнул головой.
— Воистину, путь редактора усеян телами праведников и деяниями злодеев и тиранов.
Астролягов не ожидал от него такое услышать и чуть не подавился.
— Вы о ком? — спросил он.
— Вы слышали о Наргиз Гасановой? — заметив, что собеседник призадумался, Владимир Ефимович охотно продолжил: — Она вела детективную серию «Ар-деко».
Астролягов и о серии такой не ведал.
— У вас в «Напалме» была серия изысканного дамского детектива «Ар-деко», — просветил сотрудника издательства о работе его фирмы Сахаров. — Её вела девушка Наргиз Гасанова из Махачкалы.
— Кого к нам только ни заносит, — подивился Алексей. — И что же она?
— Она утонула.
По спине Астролягова пробежал холодок.
— У себя на Каспии? — выдавил он циничную улыбку, чтобы скрыть непонятно почему возникшее волнение.
— У нас в Ленинградской области. На озере Бедном.
15. ЭФФЕКТ ЗВЕЗДЫ В ПОЛЕ
Убийство, о котором в издательстве не говорили, прицепилось к бывшему криминальному корреспонденту как репей. Поспрашивав с утра коллег, Астролягов нашёл их полное безразличие к Наргиз Гасановой и её детективной серии.