Мои грани
Шрифт:
Я стою в стороне, чтобы не мешать Джеймсу сосредоточиться, в то время, как он нажимает на непонятные кнопки и переводит рычажки управления в нужное положение. Джеймс поднимает голову, когда заканчивает настраивать панель катера и чуть заметно улыбается мне. Чем-то он явно озадачен.
– Скажи, пожалуйста, Игнацио, чтобы отвязал катер, мы отчаливаем.
Я ободряюще ему улыбаюсь и с удовольствием соглашаюсь помочь. Возвращаюсь в комнатку, где Игнацио, что-то ворча сам себе, убирает стеклянные бутылки.
– Игнацио, – мужчина резко выпрямляется при виде меня и неуклюже улыбается, пряча за спиной пакет со звенящими бутылками. – Джеймс
– No, no 2 *… нет, мисс Уильямс. Справлюсь сам, – он поспешно отступает от меня на несколько шагов, виновато смотрит и быстро выходит из каюты, но я успеваю услышать недовольные высказывания Игнацио на итальянском: «Dannazione a lui, diavolo. Dio, dammi la forza!» 3 *
2
No no, (от итал.) – Нет нет.
3
Dannazione a lui, diavolo. Dio dammi la forza! (от итал.) – Будь он проклят, дьявол. Боже, дай мне сил!
Я улыбаюсь на непонятные слова пожилого мужчины, и в который раз наслаждаюсь звонким звучанием незнакомого языка. Итальянский язык очень красивый на слух, жаль, я его совсем не знаю. Нужно посмотреть в Интернете часто используемые фразы на итальянском, чтобы не выглядеть глупо при местных жителях.
Оглядываюсь по сторонам и рассматриваю комнату более детально. Два небольших диванчика друг напротив друга, во всю длину каюты. Дощатый пол периодически скрипит от шагов. Возле двери рулевой рубки и одного из диванчиков стоит небольшая тумбочка. На ней – старинные часы в виде якоря, фотография в старой рамке, пепельница и пачка сигарет. Мое любопытство берет верх. Я подхожу к тумбочке, осторожно беру запыленную рамку, провожу большим пальцем по стеклу, стирая пыль, и на меня смотрят трое мужчин.
Бейн. Джеймс. И третий, незнакомец. Стоят, крепко обнявшись для фотоснимка, и улыбаются, искренне и счастливо. На этой выцветшей фотографии Бейн был совсем другой. Глаза горят. Улыбка искренняя. Нет отросших засаленных волос. Он стоял посередине и крепко обнимал парней, и мне показалось, что снимок сделан в параллельной реальности, где Сантьяго не ослеплен жаждой мести, а вполне адекватен, где он – человек, который способен на сострадательность, понимание и… дружбу.
Джеймс с длинными волосами, небрежно зачесанными назад, с небольшой бородкой, казался совершенно другим, намного старше своих лет. В черной кожаной куртке, распахнутой на груди, он был похож на плохого парня. Широкая самоуверенная улыбка, которая осталась с каких-то тех, неизвестных мне времен, дополняла этот образ.
Третий молодой человек на фотографии так же, как и остальные, счастливо улыбался. Вопросительно приподнятая бровь, мальчишеская задиристость в каждом жесте и самоуверенность. И, сравнивая его улыбку с улыбкой Джеймса, я поняла, что они очень похожи друг на друга. Но было одно «но». Серые глаза, перед которыми, я уверена, многие девушки не могли устоять, мне казались фальшивыми.
Все трое стояли среди густой травы, на большой поляне. Вдалеке виднелся лес. Все были одеты в теплую одежду, наверное, было прохладно. Я провожу пальцем по лицу Джеймса
– Что это?
Я вздрагиваю от голоса Джеймса.
– О, господи, – я быстро ставлю фотографию на тумбочку. – Ты меня напугал.
Джеймс ничего не отвечает и недовольно смотрит на поставленную мной обратно на тумбу фотографию. Сдвигает брови и переводит взгляд на меня. Я сглатываю и прикусываю язык. Мне стало так стыдно, будто я сделала что-то нехорошее, словно я стою тут перед ним раздетая и разглядываю эту фотографию.
Фотографию, которая приоткрывает завесу прошлой жизни Джеймса.
– Кто это? – шепотом спрашиваю я и тут же жалею о своем вопросе, когда взгляд Джеймса меняется с простого недовольного на ненавидящий.
Он берет рамку с фото, коротко смотрит на нее и резко повернувшись, выходит из каюты на небольшую палубу. Я в замешательстве спешу за ним и с удивлением замечаю, как Джеймс с силой швыряет фоторамку в воду. Я стою, совершенно не понимая, чем я вызвала негодование Джеймса и осторожно подхожу к нему.
Я оглядываюсь по сторонам и, удостоверившись, что Игнацио поблизости нет, тяжело выдыхаю.
– Прости, – виновато шепчу я, глядя, как и Джеймс, на то место, где исчезла фоторамка.
Джеймс ничего не отвечает. Он засунул руки в карманы джинсов, этот жест всегда выдает его настроение – он расстроен, зол, или же все вместе и много…
– Это был мой брат, – коротко говорит Джеймс. Голос не расстроен, не злой, голос ничего не выдает. Никаких эмоций.
– Был? – О господи. Задела за живое. Я ругаю себя за то, что взяла посмотреть эту чертову фотографию.
– Да, – Джеймс поворачивается ко мне, вздыхает и пытается спрятать от меня то, что засело у него глубоко-глубоко внутри, и что он долгое время прячет.
У нас будет время. И я буду рядом тогда, когда нужно будет тебя поддержать.
Я ничего не отвечаю и только медленно касаюсь руки Джеймса, давая понять, что я здесь, что буду рядом в трудную минуту. Он по-прежнему не выдает никаких эмоций, словно вспоминая что-то, глядит в мои глаза.
– Tutto e pronto 4 *, мистер Руис! – Нас обоих отвлекает голос Игнацио, который запрыгивает в катер и я отхожу от Джеймса.
– Grazie, 5 * – спокойно отвечает Джеймс, по-прежнему глядя на меня. – Идем, нас уже давно ждут, – он поспешно обходит меня и скрывается в каюте.
4
Tutto e pronto, (от итал.) – Все готово.
5
Grazie, (от итал.) – Спасибо.
Я остаюсь стоять на месте, гляжу ему вслед, перевожу взгляд на маленькие волны на воде, бьющиеся о бетон набережной, а мысли о злосчастной фотографии заполняют голову. Это его брат? Неужели он погиб? Но как? Я обхватываю себя руками, крепко вцепляюсь в мягкий свитер Джеймса. Неужели Бейн как-то к этому причастен?
Я пошатываюсь, когда катер неожиданно заводится, и стараюсь устоять на ногах. Катер медленно начинает отплывать от пристани.
– Мисс Уильямс! – кричит через звук мотора Игнацио, – Прошу вас. В каюту! – Он машет мне рукой и я, стараясь не упасть, поспешно захожу внутрь катера.