Мои миры, твое отчаяние. Танец 1
Шрифт:
Преподаватель волхования Яромир Ржецкий оказался очень странным. Он вообще выделялся из всего преподавательского состава. Господин Ржецкий носил ярко–алую длинную льняную рубаху, подпоясанную пестрой лентой. Его штаны были очень широкими и держались на старике видимо только с помощью магии. Удивительной была и его обувь — плетеные лапти. Ржецкий говорил только на русском языке. Он очень долго рассказывал о важности единства со своим посохом, и о том, как много значит суметь найти связь с матерью–природой. Кабинет волхования представлял собой огромный луг с множеством цветов и разномастных трав. Этот урок сильнее всего поразил мальчика.
Следующим
Последними уроками понедельника являлись два зельеварения с преподавателем Патриком Мейером. Он был немного полноватым мужчиной среднего возраста, с небольшими залысинами. Господин Мейер был способен часами говорить о зельях, их ингредиентах, сочетаниях, формах, пропорциях… И тут у него нашелся достойный слушатель. Гарри буквально завалил его различными вопросами, явно выходившими за рамки программы первого курса. Мейер все больше и больше распалялся. Даже принес из другой лаборатории какие–то колбы и начал поочередно демонстрировать мальчику их содержимое. Весь курс Восточного факультета тем времени посапывал на партах. Только вначале одна из девочек пыталась что–то записывать за ними, но потом просто махнула на это рукой и принялась изображать на пергаменте принца, который из–за отсутствия изобразительных талантов, быстро превратился в подобие коня. Мейер и Гарри опомнились только тогда, когда прозвучали удары колоколов. На втором уроке все в парах варили простенькое зелье от фурункулов. Для Поттера это был увлекательнейший процесс, чего нельзя было сказать про Дориана, который ограничился только тем, что принес из кладовой ингредиенты.
Вечером объявили общий сбор для всех учащихся первого курса в Общей Гостиной. На середине комнаты стояли две больших доски, а стулья располагались полукругом около них.
— Все в сборе? — спросил Станислав.
— Да! — раздался нестройный хор голосов.
— Отлично! Сегодня мы будем выбирать двух глав вашего курса. Обычно мы делаем это в ноябре, но против прямого указания директора не попрешь. На других курсах один глава — это тот, кто обладает самым высоким баллом по общему рейтингу. Второй — тот, кого выберет большинство. Вы не участвовали еще в дуэлях. Так что у первокурсников оба главы выбранные. В свете недавних событий, я хотел бы предложить вам кандидатуру Поттера. Он отлично справился с пятью старшекурсниками, при этом не пострадал сам. Я считаю, это о многом говорит.
По комнате начались перешептывания.
— Быстрее будет, если поступим так. Кто за Поттера?
В воздух сначала поднялась одна рука Дориана, следом за ним проголосовали еще шесть человек, за ними уже более уверенно еще десять, а после них еще тридцать человек.
— Отлично! — воскликнул Станислав. — Сорок семь человек из пятидесяти пяти. Гарри станет первым главой. Он у нас с Восточного. Было бы лучше, если бы выбрали второго главу с Западного. Предложения есть? Или возможно имеются желающие?
Толпа опять забурлила. Откуда–то раздался
— Я хотел бы попробовать!
Гарри удивленно рассматривал желающего. Им оказался Максим.
— Представься, пожалуйста, — попросил Станислав.
— Я Максим Луческу. Западный факультет.
Станислав довольно улыбнулся и поспешил записать его имя и фамилию на доске.
— Кто хочет поддержать его кандидатуру?
В воздухе тут же вырос лес из рук.
— Отлично! Он становится вторым главой! Теперь Луческу и Поттер выйдите ко мне.
Гарри было очень неуютно стоять перед столькими людьми. Он немного поежился.
Станислав положил на его плечи погоны, тихо шепнул заклинание, и они мгновенно срослись с мундиром. То же самое он проделал с Максимом. Луческу и Поттер пожали друг другу руки под аплодисменты остальных. С постным лицом сидел только Михал.
К Гарри и Максиму многие подходили и поздравляли их с назначением. Дориан улыбался шире всех и выглядел так, будто бы погоны получил он. Михал быстро приблизился к Поттеру, крепко сжал его руку и резко потянул на себя.
— Из–за тебя брат потерял погоны, а я сделаю так, что ты потеряешь свои! Запомни это! — прошипел и, резко развернувшись, ушел.
Гостиная постепенно начала пустеть, и Гарри, попрощавшись с Дорианом, ушел к себе. Спать совсем не хотелось. Слишком много произошло за день. Гарри сел на свою кровать.
Роберта не было в комнате. Он теперь приходил, когда Гарри спал, а уходил еще до общего пробуждения. Поттер даже решил бы, что Стааф вообще не ночует в спальне, если бы не замечал переставленные вещи на соседней тумбочке.
Гарри решил исследовать замок. За месяц обучения тут, он выучил только расположение основных помещений. Мальчик накинул на себя мантию–невидимку и вышел из комнаты. Он осторожно пробрался через гостиную и выскользнул в коридор. Не далеко от лестниц мальчик заметил массивные черные двери с изображением золотой ноты.
— Музыкальный зал, — прошептал он.
Он скользнул в комнату и тут же услышал музыку. Гарри оглянулся по сторонам. Помещение было огромным. С одной стороны стояли ряды кресел, с другой же были открытые деревянные кабинки где–то четыре на четыре метра. При желании можно было наложить звукоизолирующие чары, и не мешать соседям репетировать.
Гарри стянул с себя мантию и прислонился к стене. Он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть звуковое наваждение, охватившее его. Фортепьяно и скрипка переплетались друг с другом. Музыка переливалась всеми оттенками чувственности. И мальчик вместе с ней переживал и радовался. Все эмоции вновь ожили. Он давно так сильно не чувствовал столько всего и сразу.
Перед глазами заметались картины прошлого. Музыка ускорилась и полилась потоком, и вот дядя Вернон занес руку для удара, а Снейп презрительно кривит гримасу. Мелодия стала спокойней и размеренней, и тут же появилось то чувство свободы, как после того, как Гарри впервые увидел Дурмстранг; возникла та же радость, что и при дружбе с Робертом. Музыка снова накатила эмоциональным приливом, и он начал тонуть в своих ощущениях. Горящая фотография сменилась альбомом, чудовище из уст Михала — монстром, задорно сказанным Дорианом. По щекам побежали слезы. Перед глазами замелькали образы матери и дома, но их тут же сменило поместье Снейпов. Где–то пронесся образ Молли Уизли, и вместе с этим на периферии почти не заметно скользнуло чувство зависти к ее детям.