Мои Турки
Шрифт:
Зверь, раз вкусивший крови, не мог остановиться. Его не остановили, когда он запретил КПСС. Его не остановили, когда он нарушил волю народа, выраженную на референдуме, подписав беловежское соглашение об уничтожении СССР. Не остановили, когда он разогнал съезд народных депутатов.
Объявив о разгоне высшей законодательной власти в России, Ельцин нанес тяжелейший удар по российской государственности. С легкой руки обезумевшего Президента запущен в действие убийственный механизм развала России.
Начались
Одним словом, по «нотам», написанным Даллесом, разыгрывался полный «концерт». Во главе средств массовой информации стояли люди, трубившие антисоветскую пропаганду, издеваясь над идеями Ленина, обвиняя во всех смертных грехах «коммуняков», истинных патриотов Родины.
По дирижерской палочке Даллеса умирало производство страны. На тех предприятиях страны, которые влачили жалкое существование, начался произвол: дирекция не выплачивала зарплату не месяцами, а уже годами; себе же набивала карманы, строила коттеджи, ездила в туристические путешествия. В связи с упадком производства опустели и магазины. Вот тогда и хлынули подчас гнилые товары из-за рубежа. Стало неприлично одеваться в натуральную русскую одежду. Подобно обезьянам, народ навешивал на себя синтетические тряпки, вредные для здоровья, зато «модные», потому что импортные.
Разлагалась и молодежь. По телевизору перестали показывать добрые советские фильмы, учившие людей честно работать, честно любить и дорожить своей Родиной. Демонстрировались боевики, толкающие молодежь на преступления, подлость, грубость, эротические фильмы, бессмысленные мыльные сериалы.
По радио уже не звучали веселые задорные песни, поднимающие настроение. Слышалась незнакомая мелодия и песни на чужом языке.
А народ все сильнее расслаивался на богатых и бедных, ловкачей и бомжей. Из дома в дом бродили нищие, прося кусочек хлеба, а по городам — толпы беженцев из тех мест, где шли теперь непрекращающиеся войны.
Если вдуматься, парадокс: девятнадцатилетний парень, вчерашний двоечник, изловчившись, приспособился и уже разъезжает на «Мереседесе», а умница-профессор, которому хитрить не позволяет совесть, да он и не умеет хитрить и приспосабливаться, влачит жалкое существование.
Нелегко стало и пенсионерам. Пенсии задерживали по два-три месяца. Лечение стало платным. Не каждый мог позволить себе сделать обследование состояния здоровья и купить лекарства, цены на которые в советское время были просто символическими, а теперь «космическими».
Богатство
Да наша ли это Родина, необъятная, недавно еще веселая, звонкая, боевая и задорная? Что же сделали с ней?
Строительство в Орске из-за недостатка стройматериалов сходило на нет, соответственно в проектный институт мало поступало заказов на проекты. Инженеры оставались без работы. Из трехсот сотрудников института осталось около пятидесяти, да и тем из-за недостатка заказов частенько приходится сидеть в отпуске без сохранения содержания. Люда пока не была сокращена.
Произошли изменения и в Куйбышеве. На кафедре прочности, где работал Игорь, упали заработки. Игорь перешел на рекламную работу. Забот было немало, но, как он говорил, на хлеб заработать было можно. Тогда уже не мы им, а материально стали помогать нам они.
Сыновья их росли. Сержик занимался танцами, но однажды он сломал ключицу. К счастью, это случилось летом, когда занятий было меньше. Ключица срослась нормально.
Глава 10. Родные вы мои Турки
Турки. Никогда не забудешь писать это родное слово. Оно вечное.
Старики в Турках никак не могли смириться со сложившейся обстановкой в стране. Папа Сережа верил в восстановление решающей силы компартии, а мама Катя все ждала, когда же государство на продукты и промтовары установит твердые цены.
Как же они постарели! Мы в который уже раз уговаривали их переехать в Орск: вместе легче. Мама — со всей бы радостью. Но папа Сережа об отъезде из Турков не хотел и слышать.
— Умирать буду на своей земле.
В таком случае мы и в письмах, и когда приезжали к ним, стали агитировать их приезжать хотя бы на зиму. Все-таки не топить дом, не таскать воду, не мучиться с дровами, снегом, который их заваливал, а сил на всю эту работу становилось все меньше. Но и на это уговорить папу Сережу было невозможно. Объяснял тем, что не на кого оставить дом. Однажды мы с Людой затеяли у себя в квартире ремонт. Начинать было страшно. Но хотелось чистоты.
Все оказалось еще сложнее, так как я — плохая помощница.
Подошло лето, Люда получила отпуск, прервала ремонт и поехала в Турки. Как мне не хотелось оставаться в этой межремонтной разрухе, но не пустил меня грудной хондроз, лето стояло очень жаркое.
Зато в августе, когда стало прохладнее, и в груди задышало, я поехала; от Самары до Турков меня проводил Игорь.
Мама была рада мне непередаваемо. Но как они оба снова постарели! Маму уже не занимали посиделки на лавочке. Или не было на это сил. А я снова стала их уговаривать ехать зимовать к нам.