Мои Великие старики
Шрифт:
– Но у вас такие возможности, связи, мне кажется, что Ульянов откроет левой ногой любую дверь.
– Не шутите, быть может, когда-то такое и было возможно. А впрочем, при наших тоталитарных структурах искусство всегда пребывало в остатке. На нас всегда глядели, как на слуг, сверху вниз. А нынче только при умных интеллигентных губернаторах театры еще как-то держатся. Ведь что такое театр: по-житейски рассуждая, в него можно и не ходить. Только это будет одна жизнь, а если ходить, то это уже другая. И человек другой. Губернатор, любящий, скажем, домино, театру
– Михаил Александрович, хочу сделать вам комплимент: год назад вся Москва отмечала ваше уже 70-летие, годы все-таки бегут, Лету не остановишь. Тьфу-тьфу, вы прекрасно выглядите, такой свежачок-бодрячок. Физзарядку делаете по утрам?
– Да нет, но хотелось бы. То делаю, то бросаю. Не скажу, что уж очень строго слежу за здоровьем, никакой диеты не соблюдаю, единственное, что не курю и не пью.
– И никогда не курили, и никогда не пили?
– Что вы, 25 лет отдымил и пил довольно много. А нынче спасает работа, вот без нее и впрямь сопьешься.
– Вы трудоголик, с утра до вечера на сцене, в кабинете, в министерстве?
– Да почти. Круглые сутки занимаюсь одним тяжким делом – как худрук стараюсь, чтобы театр не утонул, чтобы труппа не распалась по примеру других столичных трупп.
– Обедаете дома или в ресторане при Щукинском училище?
– Дома. Моя жена замечательно готовит.
– А разве она не в театре?
– Я же не могу по блату дать ей работу. Как и многие другие, она не занята, на пенсии.
– Тогда легче ходить парой на презентации, тусовки, рауты.
– Что вы, я закончил это дело после «Председателя», когда меня разрывали на части. Все это пустое, болтовня, поцелуйчики. А нынче тем более, посмотришь, как на фотографиях в газетах жрут звезды нашей жизни, открыв пасть, заглатывая куски, так и тошнит от всего этого.
– Ну знаете ли, мэтр, всем нынче есть хочется. А на званых вечерах вкусно кормят.
– Это точно, все хотят есть.
– Михаил Александрович, ходят такие слухи, будто бы Ульянов, отыграв всех великих на сцене и в кино, от Цезаря до Ленина и Жукова, и слишком уж войдя в роль, и в жизни трансформировался в этакого железного человека с командирскими манерами и безоговорочно командует всеми – от собственной жены до народных артистов. Но, я думаю, что это не так?
– Конечно, не так. Чепуха какая-то, бред. Командовать я могу только на сцене, в образе героя. Я играл Наполеона, но пока второго-то Наполеона, слава богу, не появлялось. Я играл Стеньку Разина, но вот он я, живой пока, не казненный. Я играл Юлия Цезаря, но я не стал таким умным, как Юлий Цезарь. Я играл Ленина, Кирова, Сталина, ну и что…
– Между прочим, о маршале Жукове. Скажите, вы лично общались с маршалом?
– Знаете, так вышло, и очень об этом сожалею, нет, не общался.
– Памятник Жукову работы Клыкова у Кремля вам по душе?
– Нет, не нравится категорически. Ужасный памятник.
Какие-то прямые лошадиные ноги, неестественная посадка седока, непропорциональная фигура. Да и стоит-то он не на месте, ему место напрямки от Минина и Пожарского, спасителей Отечества. Самый лучший памятник маршалу стоит в деревне Стрелковка, на родине героя.
– Скажите, спасла бы сегодня Отечество «железная рука» диктатора? Наподобие вашего героя с волевым подбородком.
(Молчит…)
– Н-нет… Я не за «железную руку». Потому что всякая «железная рука» подавляет все остальное. Примеров в истории много.
– В генерале Лебеде есть что-то от Жукова?
– Нет. Лебедь очень экстравагантная фигура. Жуков таким не был.
– В театры-то ходите, ну кроме своего родного, в который вы ходите уже 50 лет?
– Недавно смотрел обе постановки «Гамлета». Петера Штайна на сцене Театра Советской армии – очень скучный, какой-то никакой, пресный. А сатириконовский, Стуруа, спектакль, конечно, мощный, видно, сделан он крупнейшим нашим режиссером, но Костя Райкин в него не вписался. У него вышел такой разухабистый Гамлет, что я ему не поверил. Высоцкий тоже не был аристократом, но в нем кипела, бушевала мучительная струна, он играл неистово, отчаянно. А Костина злоба переходит в неприятие образа, и мне видится не Гамлет, а уркаган.
Декабрь 1998
Михаил Александрович Ульянов скончался 26 марта 2007 года в Москве. Похоронен с воинскими почестями на Новодевичьем кладбище.
Глава 15. Александр Бовин: «Журналисты на смогли переварить свободу…»
Когда я нашел 640-ю комнату в здании газеты «Известия», меня немного смутило, что дверь, на которой красовалась табличка «Бовин А. Е.», была распахнута настежь. Хозяин сидел за столом и, как ни в чем не бывало, работал над бумагами. Я же не мог оставить незамеченным почти эпатирующий пассаж. Так потекло интервью с одним из самых уважаемых и солидных советско-российских журналистов, недавним послом Российской Федерации в Государстве Израиль, колоритной, харизматической личностью Александром Евгеньевичем Бовиным.
– Вы живете по девизу Окуджавы: «Дверям закрытым – грош цена, замку цена – копейка…». Не так ли, Александр Евгеньевич? Не боитесь, подслушают, подсмотрят?..
– Меня это не волнует. У меня ни от кого нет секретов. Даже от вас.
А насчет «подслушают», так это делали не под дверью. Когда-то я говорил подслушивающим ребятам: если начну писать мемуары, – пожалуйста, дайте мне пленки, удобнее будет вспоминать. Обещали. Но где они теперь? А с нынешними мастерами у меня контактов нет. Пусть слушают на здоровье.