Мои Великие старики
Шрифт:
…Когда к нам в «Огонек» пришел главным редактором Коротич, имя Яковлева стало в коллективе почти домашним. «Яковлев разрешил, Яковлев так считает, Яковлев рекомендует…» И мы старались «плясать под эту дудку», как только могли и умели. Кто более ярко и талантливо, кто сдержанно, но глубоко копая, кто с открытым забралом без всякой оглядки назад. А какие ребята, какие перья стояли тогда под яковлевскими знаменами. Что ни имя, то история журналистики. Думается мне, всех их можно назвать яковлевскими солдатами, а их перья – перестроечными штыками. Артем Боровик, Александр Минкин, Дмитрий Лиханов, Владимир Яковлев, Дмитрий Бирюков, Андрей Караулов, Александр Радов, Константин Елютин… Их публикации читала вся страна, весь ошалевший от изменений в Советском Союзе мир. Это они своим мужеством и талантом препарировали,
Персональная пенсия для княжны Мещерской
Чуть ли не в каждом номере журнала выходили и мои интервью: с Виктором Астафьевым, Сергеем Михалковым, Иосифом Бродским, Артуром Миллером, Элемом Климовым, Анной Михайловной Бухариной-Лариной, Софьей Радек, Арсением Тарковским, Чингизом Айтматовым, княжной Мещерской, Ивом Сен-Лораном… И я думаю, что почти все они были благословлены сверху Яковлевым.
Однажды Коротич вызвал меня в кабинет и бросил: «Вас вызывает Александр Николаевич». – «Зачем я ему понадобился?» – «Вам скажут на месте. Что-то, связанное с княжной Мещерской». А до этого я с помощью Беллы Ахмадулиной познакомился с Екатериной Александровной, человеком трагической судьбы. Взяв у нее интервью, я никак не находил время обработать его и отдать в печать. Прошел месяц, неподготовленный материал пылился на рабочем столе. По-видимому, в это время Мещерская написала письмо о своей тягостной судьбе Раисе Максимовне Горбачевой.
Так вот, сломя голову помчался я в здание на Старой площади, получил пропуск, взбежал на четвертый этаж и вошел в помещение, на двери которого висела табличка «А. Н. Яковлев».
Но к члену Политбюро меня не позвали: «Александр Николаевич сейчас занят». Его помощник протянул мне какое-то письмо и предложил ознакомиться с его содержанием здесь же в комнате, за столом у окна.
Мы хотели, чтобы вы использовали это письмо для публикации в «Огоньке», – напутствовал меня цековский работник.
Текст оказался довольно длинным, на десяти страницах, и, как только я начал читать, меня околдовала красивая, грамотная интеллигентная русская речь. Это было письмо-обращение Мещерской к жене генсека с приколотой к верхнему уголку маленькой запиской от Раисы Максимовны: «А. Н. Яковлеву. Прошу помочь».
Мещерская рассказывала о своей тяжелой жизни, об отце и матери, о роде князей Мещерских, верой и правдой служивших государю и Отечеству, о несметных богатствах своих предков, теперь принадлежащих государству. О том, что после революции она работала ткачихой и дворничихой и ее много раз арестовывали… Моя героиня молила Раису Максимовну о помощи. Она извещала, что сохранила серьги Натальи Николаевны Гончаровой, которые мать подарила дочери, когда та выходила замуж за Пушкина. Мещерская хотела предложить эти рубиновые серьги в Фонд культуры СССР, который курировала тогда Раиса Максимовна Горбачева. Рассказывать всю эту историю дальше нет необходимости. Скажу лишь, что после моей публикации в «Огоньке», благословленной Яковлевым, у княжны Мещерской резко улучшились условия жизни и быта. Она стала получать персональную пенсию.
Говорили, что его настоящая фамилия Эпштейн
В конце 1986 года, когда перестройка начала плавно набирать обороты, по инициативе заведующего отделом литературы «Огонька», горячего радетеля отечественной культуры Владимира Петровича Енишерлова мы решили попробовать опубликовать стихи великого поэта Николая Гумилева, имя которого было в забвении целых 60 лет. В советские годы он считался контрреволюционером, и о возврате его творческого наследия читателям и во сне никому не снилось. Завотделом,
Конверт с письмом я отвез в ЦК партии для передачи секретарю ЦК КПСС, члену Политбюро Яковлеву… И, о чудо! Буквально в ближайшем номере появились стихи опального поэта. Это была сенсация. Впервые за 60 лет открытая, наша советская, не тамошняя, не американская публикация стихов трагически погибшего поэта, мужа Анны Ахматовой. Люди не верили своим глазам…
Не могу не вспомнить ошеломляющую реакцию миллионов читателей на публикацию Артема Боровика о службе в армии США и на его мужественные афганские очерки. Артем казался еще совсем мальчишкой, открытый, прямой, упрямый. Он не боялся рискованной командировки в пекло страшной войны, а погиб в мирное время на вершине своей карьеры. Не исчерпав ни творческих, ни организаторских способностей. И, конечно же, Артем Боровик тоже творил под зорким оком Александра Николаевича, «дяди Саши», как иногда мы его называли.
Яковлев был открытым человеком, а его атаковали, как правило, исподтишка. В последний же год его пребывания в Политбюро «ура-патриотическая» братия поперла в открытую. Коротич вспоминал, как Яковлев удивленно показывал ему листовки, разбросанные на Старой площади, у входа в ЦК. В них сообщалось, что он происходит из старой еврейской семьи, а настоящая его фамилия Эпштейн. «У нас в Ярославской области и евреев-то почти не было», – окал он по-волжски и хохотал.
Думаю, вряд ли среди советских партийных иерархов был человек такой широкой образованности и глубокого ума. Система приподняла его и, испугавшись, быстро убрала-упрятала, понизив в должности и рангах, потому что он был слишком умен и честен, чтобы и дальше оставаться в лидерах и идеологах главной партии.
За Яковлевым закрепились титулы «архитектора перестройки» и «отца гласности», которые до сих пор используются как людьми ему симпатизирующими, так и противниками. С самого начала перестройки Яковлев оказался основной мишенью политических атак со стороны лидеров коммунистического фундаментализма, шовинистических и антисемитских группировок. Бывший председатель КГБ В. Крючков обвинил Яковлева в связях с западными спецслужбами. По требованию Яковлева это обвинение было расследовано Генеральной прокуратурой, которая установила клеветнический характер утверждений Крючкова.
Отвечая на обвинения в «антипатриотизме», Яковлев говорил: «Патриотизм не требует шума. Это, если хотите, в известной мере интимное дело каждого. Любить свою страну – значит видеть ее недостатки и пытаться убедить общество не делать того, чего не надо делать».
Он ушел из жизни и впрямь непобежденным. Несломленным. Он умер тихо. Но прожил так громко и всеохватно, как искрометный майский гром.
Октябрь 2005
Глава 29. Михаил Содоменцев – соратник пяти генсеков
Откровения бывших членов Политбюро еще несколько лет назад казались фантастикой. Во времена генсеков не принято было выносить сор из избы. Между прочим, и сейчас многие «бывшие» не очень-то делятся своими воспоминаниями. Вполне возможно, срабатывает рудимент опаски, недавно за одно неосторожное слово можно было лишиться должности, да и не только… Бывший член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Совета Министров РСФСР, Председатель Комитета партийного контроля Михаил Сергеевич Соломенцев тоже поначалу размышлял, а стоит ли исповедоваться перед журналистом. Потом решился и принял меня в полной книг и всевозможных сувениров квартире в Леонтьевском переулке…